Дзержинский тогда спросил — не удержался:
— Отчего злитесь?
— Я? — Петербургская штучка удивленно оглядел собравшихся. — Было б на что, милостивый государь…
— Есть на что, — ответил Дзержинский. — Маленькое всегда ненавидит большое.
… Софья Тшедецка, член Варшавского комитета, поднесла к глазам бинокль — это был знак.
Дзержинский сразу же оглянулся: Попов вошел в ложу, сел в угол, спрятавшись за портьеру.
Винценты поднял руку, в которой был зажат платок, начал обмахиваться.
Федор Петров, сидевший в бельэтаже вместе с тремя товарищами из боевой группы, поглядел на ложу осветителей. Именно здесь затаились Ян и Трофим Пилипченко — держали Попова на мушке.
Мечислав чуть склонил голову — все понял, готов.
… Стефания Микульска вышла в форме гусара, промаршировала по авансцене, показывая себя, а потом остановилась и, озорно подмигнув залу, запела, размахивая в такт музыке шпагой: Солдат воевал, хорошо воевал! Города занимал, Женщин любил, Врагов убивал И стал солдат — капрал! Капрал воевал, хорошо воевал, Чужих разогнал, Своих напугал, Ну просто капрал-генерал! Время прошло, победа — ура! Пора по домам, На отдых…
Стефания хотела было легко опустить шпагу в ножны, но шпага в ножны никак не лезла. Актриса начала прекрасную, злую пантомиму про то, как трудно спрятать оружие, коли солдат так «хорошо» навоевался. Она мучилась с неподдающейся шпагой до того уморительно, так жаль было «победителя-гусара», что зал покатывался со смеху.
Попов портьерку отодвинул, подался вперед, аплодировал так, чтобы Микульска могла заметить. Она заметила — ее попросила об этом Хеленка Зворыкина: той эту просьбу специально сегодня передали.
Софья Тшедецка напряженно ждала этого мгновения, она глаз с Попова не сводила: лицо жандарма дрогнуло, растеклось улыбкой.
Софья поднесла бинокль к глазам и стала его прилаживать.
Мечислав поднялся — место его было крайним, пошел к выходу, легко выскользнул, освещенный на долю секунды тревожным синим светом.
Потом, тоже на долю секунды, ложу Попова прорезал острый луч света
— Мечислав сел на стул рядом с полковником и шепнул:
— Игорь Васильевич…
Микульску тем временем сменил Рымша — любимец Варшавы, автор куплетов.
Попов обернулся к Лежинскому:
— С кем имею честь?
Лежинский достал из кармана фотокопии рапортов, протянул их полковнику:
— Ваши?
Тот, заставив себя зевнуть, спросил:
— Оружие при себе? Документы? Отдайте добром — тогда я гарантирую вам жизнь.
— Оружия нет. Я рассчитываю на ваше благоразумие — в зале друзья. Если полезете за револьвером — пристрелят, вы на мушке. Скандал начнете — подлинники рапортов завтра же будут опубликованы у Бурцева… Станете говорить добром?