Слева же все больше были луга, где пасли коров, коз и овец. Здесь же разместились полоски, обрабатываемые каждым двором самостоятельно. Работа кипела вовсю, но сейчас, в полдень, все, кроме пастухов, отдыхали. Близ ручья был выкопан пруд, и толстые, гладкие утки важно расхаживали по берегу.
Сама деревня спускалась к озеру вместе со склоном. Здесь стояли и старые, и совсем недавно срубленные избы с клетями и другими необходимыми пристройками. В стороне от остальных, на берегу, за сушившимися рыбачьими сетями, стояла кузня — это был единственный дом, где даже жарким летом пылал очаг и дым поднимался к небу ровным столбом.
Нелегко было выдержать в поле целый день под солнцем, и потому кусты сирени и жимолости служили укрытием для тех, кто не стал возвращаться в деревню на обед, — в ярко-зеленой траве пестрели одежды отдыхающих работников. В озеро с западного берега зашли кони, и молодые парни плескали па них серебристыми брызгами. В устье ручья берег был топкий, и там, в поросли камыша и рогоза, не двигаясь, стоял могучий бык, спасаясь от жары и слепней. И надо всем этим великолепием бездонной синевой разлилось чистое вольное небо. Сердце у Мирко защемило — ведь подобную картину мог бы он сейчас видеть не здесь, а у себя в Холминках. Только там уже, верно, солнце не сияет, а едва пробивается сквозь дымку, а то и вовсе моросит дождь и ползут густые влажные туманы со Снежного Поля… Выбор был сделан, что и говорить, и Мирко не собирался отступаться, тем более теперь, когда любовь вела его, пускай прочь от места первого свидания, туда — Мирко очень хотелось в это верить, — где должно было произойти и второе, длиною во всю оставшуюся земную жизнь.
— Дом наш — вот он, — прервал его созерцание Ахти и указал рукой вниз на высокую, с сенями и горницей, избу. На крыше красовался хитро вырезанный конек. — Мои уж пришли, — пояснил Ахти, — значит, Хилка сейчас при деле, мужчин кормит. Ну, сразу-то расспрашивать нас не станут, до вечера время еще будет. Пошли.
И они стали спускаться. Навстречу поднимались шедшие с поля люди, здоровались чинно с Ахти и с любопытством глядели на чужака и его замечательных коней в богатой упряжи. Мирко не забывал поклониться каждому и поприветствовать, на что слышал в ответ пожелания доброго здоровья и ровного пути.
Антеро говорил верно — жили в Сааримяки и хиитола, и полешуки, а больше потомки тех и других. Издавна перенимали народы друг у друга разные знания и обычаи, и вот однажды поселились вместе, найдя в дремучих четских лесах дивное это место — каменный холм. Жили здесь и до них: когда первые, полусказочные уже основатели Сааримяки — полешук Зван и хиитола Тапио — вышли от Хойры-реки к каменному холму, было здесь селение вольков, одно из последних, оставшихся после ухода этого народа за Камень. Мастера-вольки обучили их тонкой работе с железом, медью, оловом, бронзой и серебром, показали, как делать крепкие повозки, тесать камень… Ведь раньше полешуки и хиитола промышляли больше охотой, бортничеством да пасли коров. С тех давних пор прошло уж немало лет, и если сохранилась еще в ком волькская кровь, то вряд ли он сам об этом догадывался.