"Умоляю молнируйте Масловскому что я действительно Лиходеев брошенный Воландом Владикавказ Примите меры наблюдения Воландом Лиходеев".
В течение минуты Римский и Варенуха молча, касаясь друг друга лбами, перечитывали телеграмму.
- Да ты же с ним в двенадцать часов разговаривал по телефону? - наконец с недоумением сказал Варенуха.
- Да смешно говорить! - воскликнул Римский, - разговаривал, не разговаривал!.. Да не может он быть во Владикавказе! Это смешно!..
- Он пьян, - сказал Варенуха.
- Кто пьян? - спросил Римский. И дико уставились глазами друг на друга.
Женщина, которая принесла "молнию", вдруг рассердилась.
- Граждане! Расписывайтесь, а потом уж митинги устраивайте!
- Телеграмма-то из Владикавказа? - спросил у женщины Римский.
- Ничего я не знаю, не мое дело, - ответила женщина и удалилась, ворча.
Тут произошло совещание. Варенуха ежесекундно прерывал его восклицаниями:
- Это глупо!
Но сколько он ни кричал: "Это глупо!" - делу это нисколько не помогало.
Несомненно, из Владикавказа телеграфировал какокой-то самозванец, но вот что было странно: слово "Воланд" в телеграмме. Откуда же владикавказский негодяй знает о приезде артиста и о связи, существующей между ним и Степой?
- При-ми-те ме-ры, - бормотал Варенуха, мигая вспухшими веками, откуда он о нем знает и зачем меры?.. Это мистификация!
Решили ничего не молнировать в ответ.
Но ровно через пятнадцать минут появилась та же женщина, и Римский с Варенухой даже с мест поднялись навстречу ей.
Женщина вынула из сумки не беленький, а темный листок.
- Это становится интересным, - сказал Варенуха, ставя закорючку в книжке и отпуская злую женщину.
На фотографической бумаге отчетливо чернели писаные строки.
Варенуха без чинов навалился на плечо Римскому.
"Вот доказательство: фотография моего почерка Молнируйте подтверждение личности Масловскому Строжайшее наблюдение Воландом Случае попытки выехать Москвы арестовать Лиходеев".
Варенуха был известен в Москве как администратор, не имеющий себе равных. За двадцать лет своей деятельности он видал всякие виды. Но тут Варенуха почувствовал, что ум его как бы застилает пеленой, и он ничего не произнес, кроме житейской, но нелепой фразы:
- Этого не может быть!
Римский поступил не так. Он поднялся, рявкнул в дверь:
- Никого! - и собственноручно запер эту дверь на ключ.
Затем достал из письменного стола пачку бумаг, начал тщательно сличать букву за буквой залихватские подписи Степы на ведомостях с подписью на фотограмме.
Варенуха, навалившись, жарко дышал в щеку Римскому.