— А его зачэм?
— А что, вы сами будете возиться с моим любимым и, надо признать, самым значимым в моей медицинской практике пациентом?
И по губам профессора скользнула улыбка, от которой даже видавшему виды Церетели стало не по себе…
Из вневедомственной охраны Дима Кропотин уволился, проработав там четыре дня. После этого на работу он уже не устраивался, а довольствовался тем, что платил ему профессор Монахов. Признаться, некоторое время Диму серьезно пугали все те приборы, многие — не для слабонервных, что стояли в иммунологическом центре профессора Монахова. Некоторые из этих приборов не использовали по несколько недель, потому как не было, как выражался Михаил Иннокентьевич, таких пациентов, которых имело смысл изучать на этих сложных и, вероятно, дорогостоящих приборах.
К таким приборам имел доступ только сам профессор Монахов. Всему прочему персоналу клиники было категорически запрещено даже приближаться к ним. Как говорил Монахов, несколько напичканных электроникой приборов привезли прямо из Европы, минуя Москву.
Дима несколько побаивался Монахова. Обычно словоохотливый и открытый профессор преображался, стоило ему начать работу. Лицо его мрачнело и приобретало то сосредоточенное выражение, которое обычно видишь на лицах хирургов в самый ответственный момент операции. Тонкие губы плотно смыкались и вытягивались в одну почти неразличимую на смуглом лице черту. Слова из этих губ не выходили, а как-то неловко, жестко, бочком вываливались, цедились, как сточные воды через фильтры очистных сооружений.
В такие минуты к профессору было страшно подойти и тем более задать какие-либо вопросы.
По мере того как увеличивалось время пребывания Димы в клинике на правах подопытного кролика, Кропотин все чаще задавал себе один и тот же вопрос: зачем он пошел сюда? Зачем согласился на не всегда приятные и порой весьма болезненные опыты? Конечно, за это ему платили, и платили весьма прилично, но кто знает, стоят ли эти деньги тех последствий, какими грозят эти так называемые исследования?
Профессор Монахов говорил, что способность кропотинского организма избавиться от вируса СПИДа — это точно такое же патологическое явление, как и сам СПИД, только, разумеется, не столь опасное. И его надо лечить и внимательно изучать.
Потому что минус на минус дает плюс, и эту арифметическую и жизненную истину Кропотину рекомендовалось твердо усвоить.
И Кропотин не смел ослушаться Монахова. Вероятно, потому, что чувствовал в своем организме нечто, от чего не смог бы избавиться сам, и ему требовалась помощь. Помощь такого великолепного специалиста, которым вполне по заслугам считался профессор Михаил Иннокентьевич Монахов.