— Какой там еще сотрясений, да еще мозг, слющ! Щярлатаны!
А потом наотрез отказался ехать в больницу.
— Тогда поехали к Церетели, — сказал Перевийченко и после паузы добавил:
— Окажем ему скорую медицинскую помощь.
«МАЗ» шел по центру города — не так быстро, как хотелось бы Свиридову, но верно удаляясь от того рокового места, где их настигли разом и служба безопасности Церетели, и правоохранительные органы.
Лера уже успокоилась. Она скорчилась за укрывшим ее от всех глаз фрагментом стены и сидела совершенно без движения, лишь изредка вытирая мокрые глаза.
Нет смысла говорить, о чем она думала. Она и сама не смогла бы внятно сформулировать — о чем.
В мозгу царил какой-то гулкий, по-змеиному переплетенный и ворочающийся хаос, и ей было страшно в нем копаться. Потому что из складок змеиных тел показывались то спокойное лицо Перевийченко, то белозубая плотоядно-тигриная усмешка Мамуки Церетели, тянущего к ней хищные цепкие ручищи, а потом все перекрывали тоже переплетенные полосы багрово-красной пелены, из-под которой невнятно проступало пепельно-серое лицо с бледными тонкими губами и короткими выцветшими мальчишескими ресницами над застывшими светлыми глазами.
Дима Кропотин.
— Ты бросил его на гибель, — тихо сказала она Владу. — Ты предал его.
Свиридов покачал головой, остановив на ней хмурый, все понимающий взгляд.
— Иначе мы не ушли бы. Может быть, ему удалось уйти. Хотя, откровенно говоря, мало шансов.
Но даже если так.., мы вытащим его оттуда. И одновременно вытащим себя из всего этого дерьма. Эта бывшая «Капелла».., этот Перевийченко. Иначе… иначе нас сотрут с лица земли. Я точно знаю, где можно найти их всех. Монахов говорил, что каждый цикл переливаний нужно делать только рано утром…
Значит, завтра.., в клинике Монахова.
Лера подняла на Свиридова заплаканные глаза и увидела, каким холодным и жестоким может быть его красивое лицо…
* * *
Лера сидела на лавочке не так уж и долго сверх оговоренного срока. На лавочку рядом с ней опустился рослый мужчина с довольно-таки суровым широкоскулым лицом, коротко остриженными иссиня-черными волосами и чуть раскосыми темными глазами. Он молча покосился на нее застывшим взглядом, в глубине которого светилась натянутая, как струна, настороженность, и закурил сигарету.
Девушка облизнула губы и спросила хриплым, чуть надтреснутым голосом:
— Вы Андрей Николаевич?
Мужчина даже не шелохнулся, только выпустил несколько колец табачного дыма, а потом, не поворачивая головы, спросил:
— Дима не придет?
— Не знаю, — ответила она, — давайте подождем.