Ведь ее слушал не римский сенат.
— Ты можешь даже сопровождать меня, — закончила Валерия и качнула сумку.
Петя закрыл один глаз, очевидно, погрузившись в краткосрочное, но интенсивное раздумье, а потом лязгнул засовом и распахнул перед Лерой дверь:
— Ну.., проходи.
— Благодарю, — пробормотала Лера.
— Что-что?
— Я говорю, нашли кого ставить в охрану, — звонко ответила она, и в ту же самую секунду, словно ниоткуда, за ее спиной вырос тот самый пожилой лысеющий мужчина и легко вскинул на охранника дуло пистолета… Раскатился негромкий хлопок, словно кто-то чрезвычайно удачно и с наименьшими потерями пузырящейся жидкости открыл бутылку шампанского.
Петя, так и не понявший, что с ним произошло, беззвучно упал у двери с простреленной головой.
Лера извлекла из пакета пистолет «беретта» с глушителем, из которого она стреляла сквозь целлофан, коротко шагнула и повторным выстрелом вогнала пулю в правый висок уже неподвижного Пети.
— Кажется, это называется контрольным выстрелом, — негромко, но вполне внятно произнесла она.
— Совершенно верно, — голосом Свиридова ответил пожилой мужчина.
* * *
Тем временем в главной операционной подходил к концу второй цикл внедрения антител кропотинской крови в пораженный СПИДом организм Церетели. Сам Мамука Шалвович уже пришел в себя и только бледно смотрел на то, как очередная доза какого-то препарата входит в исколотую вену на его левой руке.
Сквозь приоткрытую дверь «подсобки» был виден полулежащий в белом кресле — несомненно, без сознания — Дима Кропотин. К правой руке и шее были подведены трубки, наполненные чем-то темно-красным. Не составляло труда догадаться, чем именно.
Рядом с ним стоял Василий Ипатьевич в белом халате с измазанным кровью правым рукавом и пристально наблюдал за покрытым испариной лицом Кропотина с черными точками компьютерных датчиков на висках.
— Пульс слабеет, — сообщил он через дверь склонившемуся над Церетели Монахову.
Не разгибаясь, тот рявкнул что-то, из чего можно было вычленить разве что заключительные несколько слогов — что-то вроде «фетамин» или «кетамин», без сомнения, обрывок длинного названия нужного препарата. Впрочем, Василий Ипатьевич отлично понял своего шефа.
— Значит, полтора «кубика», Михал Иннокентьич? — быстро переспросил он.
— Да!
В операционной, кроме Церетели и Монахова, находился еще Перевийченко. Он тихо сидел на кушетке в самом дальнем углу и старался не дышать:
Монахов терпеть не мог, когда его что-то отвлекало во время операции. На предложение покинуть операционную совсем Перевийченко не соглашался, вот теперь и сидел, как неприкаянный.