– Держите руки подальше от меня, пожалуйста, – сказала я, тяжело дыша, и выровняла «мерседес».
Он не ответил и остался сидеть, прижавшись к стенке и шумно дыша. Бедный Роммель позади нас скулил от страха. Я задумалась, сколько еще шины будут выдерживать трепку и перенапряжение.
И в эту секунду мы промчались мимо развилки.
Первая развилка направо. Теперь недалеко. Впервые я мельком взглянула на Пауля Вери и пережила своего рода шок от увиденного.
Ему, наконец, досталось столько напряжения, сколько его нервы могли вынести. Исчез безупречный француз из отеля «Тисте-Ведан», исчез Дон Жуан с бархатным голосом из средиземноморской ночи; на их месте очутился съежившийся мужчина с дергающимися руками и блестящим от пота лицом. Даже страх не мог лишить Пауля Вери необыкновенно красивой внешности, но она как-то подешевела в моих глазах: человек, уставившийся с ужасом на несущуюся навстречу дорогу, мог вырасти в любых парижских трущобах.
Не страшный больше. Сила и компетентность, которые, казалось, были сущностью этого человека, исчезли; поражение, к тому же от женщины, выбило из-под него опору. Но он все еще был опасен. Угроза не исчезла, она только качественно изменилась. Передо мной вместо сильного и безжалостного палача был подлый и непредсказуемый головорез.
Более того, глупый головорез. Только глупец, зная, как много мне известно, рискнул бы говорить со мной так, как Пауль Вери, и всего лишь ради минутного самоудовлетворения. Значение его последних слов, сказанных Крамеру, вдруг дошло до меня: только самодовольный дурак забыл бы или притворился, что забыл такую информацию в ответственный момент. Пауль Вери был инструментом, и до определенного времени хорошим инструментом. Но стоило высвободить его из-под хозяйского контроля, и он растерялся.
Эти мысли, пронесшиеся у меня в голове за секунду до того, как я отвернулась снова следить за дорогой, заглушили мои дальнейшие планы изводить Пауля Вери. Намеренно пытаясь истрепать ему нервы, я рисковала серьезнее, чем следовало. Он был достаточно глуп, чтобы в момент слепой ярости пристрелить меня за рулем. Это доказал последний инцидент, когда, взбешенный моими насмешками, он бросился к рулю. Если бы в эту секунду у него в руках был пистолет…
Сердце замерло у меня в груди, затем перевернулось болезненно и вылило ледяную кровь вниз так, что даже кончики пальцев онемели.
Если бы у него был пистолет!
Я вновь услышала его голос, звучавший в офисе Крамера: «Бросьте мне пиджак». Разве он говорил бы так беззаботно, если бы в кармане лежал пистолет? Я вспомнила, как он стоял у бензоколонки в Марселе, красивый, в прекрасно подогнанном костюме. Никакой оттопыривающийся карман не портил вид пиджака…