Мадам, вы будете говорить? (Стюарт) - страница 80

для статуи Хиласа[24], скользнул между столиками, прося милостыню. Люди бросали ему кусочки сахара, он ловил их изящными пальцами, пока его монотонный униженный голос бормотал, прося еще.

– В последнее время я иногда думал, что в самом деле сойду с ума, – сказал вдруг Ричард. – Убийство и суд, затем автомобильная катастрофа, недели в больнице и ужасные головные боли, все еще мучающие меня. И Дэвид. Внезапное, совершенно неожиданное и полное крушение всей моей жизни, и жизни Дэвида. И этот изначальный абсурд, выбивающий меня из колеи. Произошли определенные события, но они не вписываются ни в какую разумную картину. Вот что я имел в виду, Чарити, вот что заставило меня так дьявольски себя вести; я вижу, как смысл происходящего ускользает, и мой ум начинает бунтовать. Ни в чем нет смысла, все перевернулось с ног на голову.

– «И ничего не существует», – процитировала я, – «кроме того, чего нет».

Он нетерпеливо сказал:

– Да, это так. Именно об этом «Макбет», не правда ли? Ничто больше не следует законам.

Я заметила:

– Но вы забыли, что Макбет первый отбросил законы и нарушил баланс. В этом была логика, в конце концов. Должно быть объяснение, причина и вашей идиотской сказки, просто мы еще не докопались до нее.

Он ничего не ответил, но взглянул на меня, и что-то в его глазах заставило меня поспешно заговорить:

– Ричард, я знаю, что права. Разве вы не помните, только час назад, на пирсе, вы говорили то же самое обо мне. И вы сказали, что законы держатся крепко, хотя доказательства, казалось, свидетельствуют об обратном. Это правда, дорогой. Вы найдете рисунок, соответствующий фактам. Он всегда есть.

– Но если это сказка идиота – если мы имеем дело с пограничной областью нормальной психики…

– Нет, это не так, – сказала я решительно. – А если и так, что ж, даже в Зазеркалье придерживались шахматных правил. Правила не ломаются сами, Ричард.

– Между прочим…

– Между прочим, – повторила я, – нет такого явления, как «изначальный абсурд».

Его глаза встретились с моими и вдруг прояснились:

– «Милосердие никогда не изменяет». Да, вы правы. Вы правы. Как вы правы…– Он рассмеялся и выпрямился на стуле. – Простите меня, дорогая. Я так долго жил на грани нереальности, что это притупило мой ум. Давайте выпьем еще кофе. Что вы хотите к нему на этот раз?

– То же самое, пожалуйста.

– Garcon, deux cafes-cassis![25] Нет, – решительность снова зазвучала в его голосе, – ничто не имеет значения, кроме Дэвида, и эта часть дела скоро уладится. Как только я увижу его… Вы устали, Чарити?

Неожиданный вопрос заставил меня вздрогнуть.