— Как продвигается воссоединение с вашей матушкой? — спросил он, стараясь отвлечься от неуместных сейчас мыслей.
Песня резко оборвалась, а ее руки застыли на его спине. Он сразу почувствовал, как она напряглась.
— Полагаю, это совершенно не ваше дело.
— Меня мучает непереносимая боль, миледи, — сказал он. Явная ложь, конечно. В действительности мазь и прикосновение ее прохладных ладоней были восхитительно успокаивающими. — Мне необходимо отвлечься.
— Подумайте о своих грехах.
— Я бы предпочел думать о ваших.
— У меня нет грехов! — выпалила вдруг она.
Он повернул голову, чтобы взглянуть на нее, когда она снова наклонилась над его спиной.
— Святая средь нас, грешных! Как же я сразу не распознал это чудо! Тысяча извинений. А как насчет ложной гордости? Неужели даже этого греха за вами не водится?
Едва заметная улыбка тронула ее сурово сжатый рот.
— Я сказала глупость, — призналась Джулиана. — Никто не безгрешен. Просто мои грехи слишком обычны, чтобы заинтересовать кого бы то ни было. Однако я не собираюсь делиться ими ни с кем, кроме моего духовника.
— Похоже, наш аббат весьма интересуется любыми грехами, даже самого последнего слуги. — Николас громко застонал, больше для эффекта, чем из-за действительной боли. — Ради всего святого, отвлеките же меня чем-нибудь, миледи! Расскажите мне о ваших грехах, а я вам поведаю о своих.
— Нет, благодарю вас.
— Тогда я первый. Говорят, что я сумасшедший. Но, впрочем, это не новость, ведь все шуты такие. Не то чтобы это был грех, хотя отец Паулус может поспорить, что моя прискорбная умственная неполноценность — это всего лишь наказание за грехи моих предков.
— Я не думаю…
Джулиана прервала сама себя, как только с ее губ готовы были сорваться какие-то интересные признания. Но Николас никогда так просто не сдавался.
— Вы не думаете что, миледи? Что я сумасшедший? Но станет ли разумный человек говорить в рифму, одеваться, как я, пренебрегать благопристойными манерами и обращаться со своим господином и хозяином как с равным, невзирая на его высокое положение? Откажется ли разумный человек от того, чтобы ехать верхом, если другой способ передвижения медленнее и неудобнее? Станет ли разумный человек кататься на спине после того, как по ней прошелся кнутом излишне ревностный священник?
— Да, если у него на то есть причины, — сказала Джулиана спокойно.
Это внезапно отрезвило его. Он был опрометчив и безрассуден с леди Джулианой. Впрочем, безрассудность — один из его многих грехов.
— Возможно, — согласился он. — Так какие же еще грехи меня беспокоят? Я жаден, прожорлив, люблю вино и эль, и хорошую еду, и грешных женщин. Я сластолюбив, груб, ленив и труслив. Я всегда просыпаю мессу, лгу на исповеди и готов покувыркаться с любой леди, которой это нравится, будь она хоть шлюха, хоть монахиня или даже святая. — Он перевернулся на бок и посмотрел на нее сквозь золотистый полумрак. — И никогда не принимаю «нет» в качестве ответа.