— Нет, спасибо. Если мне будет нужна помощь, я тебе позвоню. Обещаю…
Две женщины протянули друг другу руки через стол и несколько минут сидели молча. Потом Хелен затушила дымившуюся в пепельнице сигарету и пошла ложиться. Лиз немного задержалась, чтобы поставить чашки в посудомоечную машину. Когда она уже собиралась спать, ей позвонила Виктория. Подруга хотела знать, как она себя чувствует, и Лиз ответила, что все в порядке, но обе знали, что это не так. Было уже совсем поздно, когда Лиз поднялась к себе и легла, но сон не шел, и почти всю ночь она плакала и думала о Джеке.
Хелен уехала в аэропорт рано утром, и Лиз осталась с детьми одна. До самого обеда она бесцельно слонялась по дому, не находя себе места; дети тоже сидели скучные, и только предложение Кэрол, пообещавшей свозить всех в парк поиграть в кегли, вызвало слабый всплеск энтузиазма. После обеда они действительно уехали, а Лиз отправилась в кабинет Джека, чтобы разобрать его бумаги. Джек всегда отличался некоторой безалаберностью, и она была приятно удивлена, обнаружив, что бумаги и документы в его столе аккуратно разложены по папкам, и каждая снабжена специальной этикеткой.
Она без труда нашла завещание, страховой полис, оплаченные счета и некоторые другие документы, необходимые для оформления наследственных прав. Никаких неприятных сюрпризов, ничего, что могло бы ее обеспокоить или хотя бы насторожить, ни в столе, ни в маленьком, встроенном в стену сейфе Лиз не нашла и вздохнула почти с облегчением. По крайней мере, ей не нужно было начинать никаких тяжб с организациями, фирмами и частными лицами, отстаивая свои интересы и интересы своих детей. Джек, словно что-то предчувствуя, позаботился обо всем заранее.
Стоило Лиз подумать об этом, как в глазах у нее защипало, и очередная папка с документами выпала у нее из рук. Ей очень не хватало Джека — больше, чем она могла себе вообразить. С его смертью она как будто лишилась доброй половины собственного "я", перестала быть целым человеком. Как с этим можно справиться, Лиз не знала.
Она снова проплакала несколько часов кряду, и когда Кэрол и дети вернулись из парка, на Лиз было страшно смотреть. Ноги не держали ее, однако лечь она отказалась и, придя на кухню, села на табурет и стала молча смотреть, как Кэрол готовит ужин — гамбургеры и жареную картошку. (Индейку они выбросили сразу после Рождества, так как Лиз было страшно подумать о том, чтобы просто взглянуть на нее, не говоря уже о том, чтобы ее готовить.) В девять дети уже разошлись по своим комнатам.