В семь вечера Лиз решила, что на сегодня, пожалуй, хватит, но Джеми уговорил ее позаниматься еще хотя бы десять минут, и в результате они закончили только в половине восьмого.
— Не будем так уж спешить — у нас впереди еще целый месяц, — сказала Лиз, помогая сыну стащить через голову мокрую от пота майку. — Вовсе не обязательно загонять себя насмерть в первый же вечер.
— Как ты не понимаешь, мама, ведь я должен победить! — с негодованием возразил Джеми. — Кроме того, папа всегда говорил, что тренироваться надо до тех пор, пока можешь стоять на ногах. А я все еще могу! — добавил он простодушно, и Лиз не сдержала улыбки.
— Думаю, нам все же стоит прерваться на ночь.
Пока ты еще действительно держишься на ногах, — сказала она. — А завтра обязательно потренируемся еще.
— О'кей, — в конце концов согласился Джеми.
На самом деле он неплохо потрудился и совершенно выбился из сил. Но когда они вошли в кухню, где ждал приготовленный Кэрол ужин, Джеми вновь оживился. Жареный цыпленок с картофельным пюре, глазированная морковь и яблочный пирог были его любимыми блюдами.
— Ум-м, как вкусно! — воскликнул он, уписывая за обе щеки пюре, а затем пирог. При этом он не переставал болтать с матерью о том, как будет участвовать в олимпиаде и постарается занять одно из первых мест.
Усталость вскоре взяла свое, и сразу после ужина Джеми отправился в ванну, а потом — спать. Лиз не возражала. Она видела, что у сына уже слипаются глаза.
К тому же завтра ему предстояло рано вставать и снова ехать в лагерь. У Лиз тоже были кое-какие дела. Поцеловав Джеми на ночь, она взяла кейс с бумагами и поднялась к себе в спальню.
Там она положила кейс на кровать и заглянула в кладовую. Кладовой они с Джеком называли встроенный стенной шкаф — такой большой, что в него можно было входить, как в комнату. Вдоль одной его стены висели ее вещи, а напротив — вещи Джека. Сейчас, остановившись перед ними, Лиз сразу вспомнила, что сказала ей этим утром мать.
На протяжении всего дня она очень старалась принять точку зрения Хелен, но стоило ей снова вдохнуть знакомый запах, почувствовать под пальцами плотное тепло добротной шерстяной ткани, как знакомая тоска стиснула ее сердце. Нет, решила Лиз, она не расстанется с его вещами еще очень долго, быть может, никогда!
Джек, любая память о нем все еще значили для нее слишком много, чтобы она могла добровольно расстаться хоть с одной запонкой, хоть с одним носовым платком. Ее чувство было таким сильным, что Лиз даже испытала легкий приступ неприязни к матери и ко всем, кто пытался отнять у нее память о Джеке.