— Это любопытно, — иронически улыбнулся он, слишком хорошо ее зная, — что-то я не видел приглашения.
— Забыла показать.
— Неважно.
Он пошел к двери, она повернулась на стуле и тихо спросила:
— Ты хочешь пойти, Ник?
Он обернулся и внимательно посмотрел на нее. Очень может быть, сегодня действительно вечер у Бойнтонов. Но он так редко ходит на вечера. Когда они идут куда-то вместе, Хил обычно в укромном уголке флиртует с кем-нибудь из своих старых или новых знакомых.
— Нет, спасибо, я принес домой работу. Она повернулась к нему спиной.
— Тогда не говори, что я тебе не сообщала.
— Не скажу.
Он остановился в дверях, глядя, как она потягивает виски.
— Передай им мои наилучшие пожелания и постарайся вернуться пораньше — Она кивнула. — И потом, Хил… — Он колебался.
— Да, Ник?
Он решил идти напролом.
— Постарайся не оставлять после себя пепелище. Что бы там ни замышляла, детка, помни, через два дня мы сядем на пароход. Так или, иначе, но ты едешь со мной.
— Что это значит? — Она встала и повернулась к нему.
— Это значит, что сколько бы разбитых сердец ты ни оставила здесь, ты поедешь. Ты моя жена, как бы тебе ни хотелось забыть об этом.
— Я помню, — с горечью сказала она. Больше всего ее раздражало то, что он такой добрый. Это заставляло ее чувствовать себя виноватой перед ним, а она не хотела быть виноватой. Она хотела стать свободной.
— Желаю хорошо провести время.
Он тихо закрыл за собой дверь и спустился к сыну. Как только он вышел из комнаты, Хиллари сбросила халат и осталась в открытом платье из черного шелка, купленном у Бергдорфа Гудмена. Она надела бриллиантовые серьги и посмотрелась в зеркало. Хиллари знала, что встретит на вечере Филиппа Маркхама. Допивая виски, она размышляла о том, как это Ник всегда узнает о ее похождениях. У нее с Филом еще ничего не произошло, но в августе он приедет в Париж, и кто знает, что может тогда случиться… Кто знает…
Корабль — огромный, суперсовременный, безупречный по красоте и плавности линий — бросил якорь у 88-го пирса на Гудзоне. Выйдя из автомобиля, Арман на миг засмотрелся на изящный силуэт трех его труб, вырисовывающихся на фоне неба. Несмотря на свой солидный вес — более восьмидесяти тысяч тонн, — это было самое быстроходное и технически совершенное судно в мире. При взгляде на него перехватывало дыхание, хотелось застыть в благоговейном молчании. Еще прекраснее он казался в открытом море, когда шел на всех парах, но и сейчас, у причала, это было само совершенство.
— Папа! Папа! Я тоже хочу посмотреть. — Элизабет первой выпрыгнула из «ситроена» и остановилась рядом с отцом, крепко сжавшим ее маленькую ручонку. — Так это он?