Сэм осторожно подошел к кровати и посмотрел на свою жену. Она была не менее красива, чем прежде, но усталое лицо ее заливала мертвенная бледность. Когда родилась Аннабел, Алекс выглядела примерно так же, за исключением того, что тогда глаза ее светились от счастья. Взяв ее правую руку в свою, Сэм заметил, что левый бок и грудь у нее крепко забинтованы.
— Здравствуй, моя девочка, ну как ты? — Сэм явно чувствовал себя не в своей тарелке, а Алекс и не пыталась скрыть слез. В глазах ее был немой упрек.
— Где ты был, когда я проснулась?
Неужели она уже долго лежит здесь в полном одиночестве? Ведь она должна была проснуться не раньше семи.
— Врач сказал, что ты придешь в себя только поздно вечером. А я решил побыть с Аннабел и подумал, что тебе бы хотелось именно этого.
В какой-то степени это было правдой, но на самом деле он просто не хотел возвращаться сюда. И Алекс это понимала.
— Я здесь с четырех часов. Где ты был? — Страдания сделали ее безжалостной.
— Я был на работе, а потом поехал к Аннабел. Я уложил ее, а потом поехал сюда. — Он произнес эти слова таким невинным и легким тоном, как будто он не мог появиться в больнице ни на минуту раньше.
— Почему ты мне не позвонил?
— Я думал, что ты спишь, — нервно ответил он.
Алекс посмотрела на мужа, и шлюзы открылись. Она плакала так, как будто никогда не сможет остановиться. Питер Герман зашел к ней после того, как она проснулась, и рассказал ей все про опухоль, про мастэктомию, про риск и опасность, про лимфатические узлы, которые он тоже частично удалил, про свои надежды на то, что, поскольку края опухоли были чистыми, можно было надеяться на ее локальный характер, про то, что через четыре недели начнется курс химиотерапии. Алекс подумала, что жизнь ее кончена. Потеряв грудь, она все еще могла потерять жизнь. Сейчас ее изуродовали, а в течение последующего полугода она будет ощущать себя безнадежно больной от химии. Может быть, у нее выпадут волосы, а после того как лечение закончится, она скорее всего не сможет иметь детей. Сейчас у нее было такое ощущение, что все пропало — в том числе и ее семейная жизнь.
Сэм даже не сидел рядом с ней, когда она пришла в себя. Он не присутствовал при ее разговоре с доктором, когда он сообщал ей эти чудовищные новости. Герман не захотел ждать с этим разговором, не захотел, чтобы она беспокоилась и задавала себе вопросы, чтобы сама обнаружила, что осталась без груди, или услышала это от медсестер. Он принадлежал к тем врачам, которые предпочитают говорить своим пациентам всю правду, что он и сделал. Алекс казалось, что он ее просто убил.