– Люся, вылезай! Вылезай, я сказал!
Но Люся совсем неплохо устроилась и не собиралась менять киногероев на осветителя. А он до смерти боялся, что мы пожалуемся на него Слезбергу. Тогда конец – вышлет из экспедиции. Хозяин фирмы «Тульские самовары» терпеть не мог путать дело с безделицей.
Для съемок фильма мы проходили в свободное время краткий курс танкиста. Учились водить наш «Т-34», стреляли боевыми зарядами семидесятипятимиллиметрового калибра с капсульным взрывателем. Когда ведешь танк, кажется, что «нам нет преград ни в море, ни на суше»! После стрельбища протрешь ветошью пушку, прыгнешь в «газик» и, поднимая пыльное облако над танкодромом, едешь обедать в столовую для рядового состава. Чувствовали себя настоящими мужиками, воинами, пока один из офицеров не посоветовал:
– Кушали бы с офицерами.
– Нет, мы с солдатами! Вместе хотим.
– Ну, смотрите, только напрасно. Им ведь соду в харчи подсыпают.
– Зачем?
– От женщин, для облегчения, чтобы «не стояло».
Мы играли войну, мы играли в войну. Как человек совершает подвиг? Сознательно или бессознательно? Я считал – бессознательно, порывом, повинуясь нравственному инстинкту. Никита, напротив, был того мнения, что только осознанно. Спорили, горячились, доходили до высокого пафоса.
– За родину! Для родины! – возражал я ему. – А что ты знаешь о этой самой родине. Ты вообще жизни не знаешь. Вырос в аквариуме. А туда же… Тоже мне горьковский Цыганок – взвалил на себя крест. Смотри, как бы не придавило. На смерть-то идут без громких слов. Трусят порой, а идут. Вот это и есть подвиг. Пижон!
И если бы не Шавкат Газиев, таджикский актер, механик-водитель нашего танкового экипажа, то Бог знает чем это могло бы кончиться, потому что Никита уже медленно приподнялся с постели, чтобы ударить меня. Я это почувствовал.
– Эй, эй! Ребята, ребята! – развел нас Шавкат.
И я ушел из Никитиного номера, где происходил такой разговор, ушел к себе. Сел за стол. Открыл тетрадку и записал одним махом:
Я к вам пришел, чтобы умыться в купели горькой чистоты,
Чтобы в другого окреститься. Другой, я знаю, это ты.
Кто ты? Я сам. Я этот нищий, который просит у тебя
Поджечь его же пепелище, но подаятель тоже я.
А вы? Вы совесть и свидетель, толкающий меня к себе.
Вы пред собой и мной в ответе за то, что вы открыли мне!
Было два часа ночи. Я лег спать. И ни тогда, ни теперь так до конца и не понял, что написал. Утром во дворе гостиницы я смотрел, как осветители играли в футбол. Подошел Никита. Тихо сказал:
– Давай дружить!
Так началась наша дружба. Я этого никогда не забуду.