Я посмотрела на них и пошла к старушке в самом конце ряда. Она сидела на ящичке около своих венков, подслеповато щурилась на солнышко и венки свои не расхваливала. И еще мне понравилось — что она не стала выжидающе сверлить меня взором, она просто дала мне самой сделать выбор.
— Бабуль, — сказала я. — Вон тот, самый большой венок мне дайте!
— Дорогой он, внученька, — с каким то сожалением прошепелявила она и назвала цену.
— Не дороже денег, — улыбнулась я, — давайте!
Старушка подала мне венок, взяла деньги и снова спросила:
— Может тебе и ленточку? Это недорого совсем. Десять рублей.
— Что за ленточку? — не поняла я.
— Старушка указала на ящик, на котором были разложены черные ленты с белыми надписями. Та-ак…
Дело нужное, спасибо старушке!
«От коллектива», «От родни», «От жены», «от родителей».
«От любимой», как я и хотела — не было!
— Дайте тогда «От жены» — попросила я, протягивая десятку.
Бабуля сноровисто обвила венок ленточкой, так чтобы надпись была полностью видна, взяла десятку и пожелала мне здоровья.
Я аж смутилась.
Дорога к могиле Зыряна была долгая.
Я шла, и вспоминала, как я впервые пришла на могилу Ворона. Похоронили его без меня. Я тогда долго обходила кладбище, искала его могилу. День был — прямо как сейчас. Ласково светило солнце, пахло травами и нагретой землей. И никому не было дела до того, что я в этот день ищу могилу своего любимого парня.
И я ее нашла. Села около нее, принялась перебирать руками землю, которая скрывала бесконечно любимого мною парня и тихонечко с ним говорить. Я рассказывала ему, что я выжила, и что мне очень плохо. Что я схожу с ума от этой боли, и что я не уверена что я это перенесу. Что жизнь без него приносить мне только отчаяние.
«Я за тебя умер», — прозвучал его голос тогда у меня в душе. Сурово так, но он привел меня в чувство.
Но на следующий день я опять пришла. И на послеследующий. И потом. Я прикладывала ладошки к земле, словно пытаясь уловить биение его сердца. Не веря до конца, что это — все. Я разговаривала с ним, как с живым.
Родственники умерших наверняка шарахались от меня, когда заставали меня за этим. Или когда я возвращалась — с ничего не видящим взглядом.
Я давно пришла на могилу Зыряна. Устало села на лавочку, поставила венок рядом и тупо смотрела на фото Зыряна сквозь пелену слез. Моя душа горько рыдала о его предшественнике. Я нежно улыбалась, вспоминая Димку таким, каким он был при жизни, и рыдала, вспоминая рыхлый суглинок, что отделил его тело от меня.
Навсегда.
Я вскинула голову, пытаясь сдержать слезы — и заметила их. Они, мужчины в возрасте и более — менее молодые парни стояли от меня в метре и с неким недоумением смотрели на меня.