Ага, через три дня мать мне последнюю кровь за свою цепочку допьет! А я еще молода и почти красива.
В четвертом агентстве трубку снял парень, подумал, и сказал что сейчас перезвонит. Минут через десять он и правда перезвонил и четко объяснил, что есть тур, только на двоих человек, вылет сегодня в пять утра и стоить это будет в два раза дороже.
— Подходит! — радостно ответила я.
Заодно и папеньку сплавлю. Он у меня, бедный, раньше был подающим надежды инженером, потом женился сдуру на маменьке, и все, пить начал. Пусть хоть порадуется, заграницу увидит. Одного — то я его боюсь отпускать, а тут хоть худо-бедно, но маменька присмотрит за ним.
— Отлично! — так же спокойно ответил парень и посоветовал крайне срочно явиться к нему с документами.
Я тут же перезвонила маменьке и велела ей собираться — мы едем покупать ей тур в Израиловку. Мать сразу подобрела и четыре раза за три минуты назвала меня «доченькой». Потом узнала что она едет не одна, а с папенькой, завопила как скорая помощь и назвала меня мерзавкой. Раз пять.
Я покорно сказала что хорошо, мы разумеется не станем покупать этот тур. Только вот маленькая проблемка — сейчас сезон, и люди еще с зимы разобрали все туры, так что ближайшее свободное местечко на Израиль — только в сентябре, когда наплыв отдыхающих поиссякнет.
Мать, далекая от туристического бизнеса, мигом сообразила, что в сентябре начнется учебный год и ее, учительницу, никто с работы не отпустит, назвала меня Маняшей (оч плохо, мерзавка лучше) и согласилась.
В турагенстве все прошло без сучка задоринки. Я отдала матери одну из своих кредиток, на ней должно быть что — то ок. двадцати тысяч, ей хватит с избытком. Она назвала еще раз меня «доченькой» и поехала в свою школу писать заявление на отпуск.
Конечно, чего скрывать — душу немного саднило оттого, что я опять подразорилась, призрак нищеты встал перед глазами, но потом я опомнилась. Мой бедный папенька — алкаш хоть мир увидит, да и за месяц без маменьки — за это никаких денег не жалко!
Оч. хороший день.
Потом в два часа явился Зырян вместе со своей неизменной тенью — Толиком. Как обычно, он попинал в дверь. Значит — мне после его визита корячиться и ее мыть.
Хам!
Не разуваясь и что — то буркнув типа приветствия, он по-хозяйски прошел на кухню, оставляя следы на сияющем паркете. Толик, его телохранитель, молча уселся в прихожей — холле на диванчике. Я нехотя поплелась за дорогим гостем и принялась готовить ему чай.
— А пива — то чего, нет? — недовольно покосился гость на липтон и полез без разрешения в холодильник.