Она тронула клавиши, и нежная мелодия наполнила комнату.
Витенька, в розовой пачке с торчащими из-под нее красными трусами в полоску и диадеме проникновенно запел:
— Послушай, ты был прав…
Послушай, мне не больно…
И сердце без тебя
стучит спокойно…
Послушай, я ушла
Послушай, то, что было
И скажет тишина,
что я любила…
Я расчувствовалась донельзя, достала сразу горсть печенья для певца и подпела:
— Ты сердце мое,
прости за любовь,
остыло…
Послушай меня,
я просто любила…
— Хорошо поет, мерзавец, — лирически бормотала Лариска, — еще немного, и я не смогу его укусить.
Мужик допел, подбежал ко мне за подарками, я сунула ему в потную ручонку печенье и погладила по голове:
— Умница, хороший мальчик, а ну теперь беги к тете Ларисе. Ленка, а ты давай ко мне.
Девушка тут же стала, подошла ко мне, доверчиво опустилась передо мной на колени…
— Я не могу! — отчаянно крикнула Лариска.
Я обернулась — она смотрела на Витюшу, который уже запрокинул голову и покорно ждал.
— Не могу! — помотала она головой.
— Витя, спой ей Киркорова, — проникновенно велела я.
— Зайка моя, я — твой — тазик! — с готовностью отбарабанил он.
— Молодец, — похвалила я его и обернулась к Ленке.
Коснулась губами ее шеи, понюхала, ощутила, как близко-близко бьется ее пульс.
— Лена, очнись, — мягко попросила я и взглянула ей в глаза.
За спиной забулькал прерванный на полуслове Витенька, жалобно застонал, словно подстреленный зайчонок. Ленка обвела глазами перевернутую вверх дном гостиную, украшенную колготками и картофельной шелухой елку, изуродованные обои, и испуганно спросила:
— Что это?
— Ёлка, милая, — ласково улыбнулась я. — Подарок хочешь?
— Хочу, — отчего-то она даже не задумалась, прежде чем ответить.
— Лучший мой подарочек, это ты! — промурлыкала я и одним ударом вбила клыки в ее шею.
Я все простила ей в этот миг. Более того — я испытывала к ней огромную, щемящую нежность, видя боль в ее глазах, чувствуя, как бьется она в моих руках, а жизнь ее по капле перетекает в меня, обжигает мои вены, огненным вихрем клубится где-то в груди…
Я баюкала ее на руках, словно мать своего ребенка, и драгоценнее ее никого для меня в этот момент не было.
Наконец последние капли стекли в меня, сердце ее как-то растерянно стукнуло еще пару раз, словно не веря, что больше нечего перегонять по венам, и замерло.
Навсегда.
Я отлепилась от ее шеи, нежно погладила Леночку по светлым волосам и отнесла в кроватку. Укрыла одеялом, чмокнула потеплевшими губами в лоб и пошла искать Лариску.
Та все еще сосала своего мужика. Морщась, причиняя ему неимоверную боль, в общем, без души она это делала.