— Они голодают. И считают, как это не дико, что голодают по Вашей вине. Эта мысль втемяшилась им в голову и разубедить их нет никакой возможности.
— Да, Ваше величество, — тихо подтвердил первый камергер.
— И я, и господин коадъютор, и архиепископ, мы предпринимали все возможные меры… мы даже угрожали, что применим войска. Но дело в том, что, Ваше величество, человек, которому угрожает смерть от голода, перестает бояться смерти от железа.
Во время этой сбивчивой речи де Ногаре, Его величество продолжал незаметно заигрывать со своим отражением. Наконец, он добился от него того, чего видимо хотел и, не удержавшись, произнес вслух очень решительно и громко:
— Нет, я все-таки Капетинг!
Ни рыцарь, ни первый камергер не уловили никакой связи между этим заявлением и всем, что говорилось до этого, но сочли своим долгом бурно и хором поддержать своего короля.
— Да, Ваше величество, да!
Филипп резко встал из своего кресла и спросил.
— Что принцессы?
— Как и было велено Вами еще вчера, отправлены в Понтуаз. Они сейчас в полнейшей безопасности, — заверил канцлер.
Король огляделся.
— Обиднее всего, господа, что эти скоты все здесь разгромят.
Де Ногаре в третий раз за время своего визита развел руками. Потом счел нужным добавить, памятуя об особенностях характера своего монарха.
— Все деньги и драгоценности также отправлены в Понтуаз. И в Тампль.
Его величество невольно покосился в сторону своего приближенного, и, во взгляде его была рассеянность, смешанная с неодобрением. Де Ногаре подумал, что рано ему считать, будто он постиг, хотя бы в малой степени, душу своего господина.
— Все ли у вас готово, Ногаре для, того, чтобы я мог оставить Лувр?
— Да, Ваше величество. Нам нужно спуститься к Сене. Мною укрыта в зарослях ивняка хорошая, устойчивая барка. На ней шестеро рыцарей в тамплиерских плащах. По реке сейчас плавает много лодок с этими… с чернью. Они не посмеют приблизиться, увидев белые плащи.
Филипп саркастически усмехнулся.
— Так значит Тампль, в отличие от Лувра, неприкосновенен?
И рыцарь и первый камергер решили счесть этот вопрос риторическим.
Продолжая хранить на своем прекрасном лице глубокомысленную ухмылку, король подошел к самому большому зеркалу, встроенному в стену, тому самому, что было обрамлено античным сюжетом, и сказал, взяв за пасть самого яростного пса из тех, что преследовали несчастного Актеона.
— Помогите мне, господа. Сейчас я вам открою одну из дворцовых тайн.
И де Ногаре и де Бувиль, разумеется, отлично знали, что за этим зеркалом скрывается потайной ход, но не подали виду. Они подошли ближе и надавили на те части бронзового бордюра, что были указаны им королем. Филипп тоже догадывался, что его придворные знают об устройстве дворца чуть больше, чем ему хотелось бы, но, как человек умный, понимал — с этим ничего нельзя поделать и был удовлетворен тем, что они хотя бы старательно поддерживают его игру в таинственность. Впрочем, не в этих психологических деталях было сейчас дело. Нужно было уносить ноги.