В другое время я бы с ним поспорил о терминах, но мне не хотелось давать ему передышки.
– Так каково же ваше мнение, Сергей Николаевич?
– Я думаю над предложением Гаранина.
– Значит, оно для вас было неожиданным?
– Вы намекаете на то, что мы сговорились? – с упреком спросил Гаранин.
– Намекает, Андрей, намекает. – Семёнов пронзительно взглянул на меня, но я глаз не отвел, пусть думает, что хочет. – Мог бы вам не ответить, Груздев, но все-таки отвечу: абсолютно неожиданным. Это имеет для вас значение?
– В общем да, – подтвердил я. – Не хочется, знаете ли, ощущать себя… винтиком.
– Точно, – буркнул Веня. Он хотел было сказать еще что-то, но Бармин предупреждающе сжал его руку.
– Люди ждут твоего решения, Николаич, – хмуро сказал Скориков.
Семёнов встал и прошелся по кают-компании. Все молча провожали его глазами.
– Андрей Иваныч прав. От самолета нужно отказаться.
– Но почему? – простонал Пухов. – Это же, извините, чудовищно! В Арктике мы раньше и не видывали, чтобы самолеты летали парами. Я могу привести сто примеров, когда нас выручали именно отдельные самолеты!
– Действительно, это так, – согласился Гаранин. – Может быть, именно поэтому, Евгений Павлович, мы потеряли Амундсена и Леваневского с товарищами.
– А когда Перов спасал бельгийцев, – не сдавался Пухов, – он тоже летел в одиночку. И не полторы, а тысячи три километров! И, напомню, ничего с ним не случилось!
– Пример не совсем удачный. – Гаранин покачал головой. – Бельгийские полярники погибали, по расчетам у них кончилось продовольствие, их обязательно нужно было спасать.
– К тому же в Мирном был еще один самолет. – Семёнов перестал ходить, сел на место, и по выражению его лица мне стало ясно, что решение он уже принял. – Перов знал, что тыл его обеспечен. Теперь же ситуация иная. Случись авария – и Белову не поможет никто: ни бог, ни царь и не герой. Имеем ли мы право позволить летчикам рисковать жизнью? Это единственный вопрос, на который следует дать ответ.
– Дело ясное, – легко согласился Дугин. – Не имеем – и точка.
До сегодняшнего дня я Дугина не любил. Отныне я стал его ненавидеть. Совершенно не выношу людей, которые превращаются во второе «я» сильного.
– Это жестоко. – Голос Пухова задрожал, и мне стало его жалко. – Веня прав, мы для вас люди второго сорта.
– Жестоко?! – Веня рывком освободился от Бармина. – Не жестоко, а чушь собачья! Какого черта я должен торчать в этом склепе еще целый год? Дудки! Лететь, видишь ли, одному самолету опасно! За эту опасность они хорошие деньги получают!
– Но ведь действительно опасно, – тихо сказал Гаранин. – Подумай об этом, Веня.