— Мне пришлось долго бодрствовать, — объяснил он, потянувшись за полотенцем, которое я держала наготове. — Мэри Френсис обрела мир. Да упокой Господи ее душу!
— Она умерла от порфирии?
Он бросил на меня изумленный взгляд.
— Что ты знаешь о порфирии, девочка?
— В Оуксе были случаи этого заболевания. Первый симптом касается внешнего вида, дальше идут нарушения двигательного аппарата и затрудненность в движениях, потом невозможность контролировать деятельность мочевого пузыря. Это мучительная болезнь, ведущая к медленной и тяжелой смерти. Жертвы этого заболевания находились в Оуксе, потому что очень скоро становились бременем для своих семей и, конечно, осложняли их жизнь. Я подняла бровь, чтобы подчеркнуть важность этого замечания.
— Ты пришла сюда, чтобы обсуждать болезнь Мэри Френсис, Мэгги, или чтобы я сильнее почувствовал свою вину?
— Ни то, ни другое. Я пришла поговорить о Николасе.
Его лицо помрачнело.
— А-а! Вот в чем дело…
— Я так понимаю, что вы считаете целесообразным поместить его в лечебницу.
— Разве?
Он бросил полотенце на спинку стула и отвернулся.
— А разве нет?
— Я не наблюдал за развитием его болезни Он не мой пациент.
— Но у вас, конечно, есть собственное мнение. Не помню случая, чтобы его у вас не было.
— Расспросы привели меня к заключению,что в его поведении наблюдаются некоторые изменения.
Он сгорбился над огнем и теперь ворошил кочергой угли.
— Тут вам нечего возразить, сэр. Да, конечно,наблюдаются. Четыре дня тому назад его застали ночью на кладбище: он пытался эксгумировать тело своей покойной жены. Потом у него произошел коллапс, и последние три дня он проспал, изредка бодрствуя короткие отрезки времени. Сегодня в полдень он немного поговорил со мной.
Отвернувшись от камина, Брэббс устроился на стуле и скрестил ноги.
— Вы, кажется, не удивились, — сказала я.
И в самом деле, он выглядел погруженным в свои мысли.
Наконец доктор поднял голову и взглянул на меня:
— Ну? Ты скажи свое мнение, девочка. У тебя оно, конечно, есть.
— Вы полагаете?
— Вижу по тому, как упрямо ты выпятила подбородок, вижу по блеску в твоих зеленых глазах. Прости меня, Мэгги, но у тебя теперь больший опыт общения с людьми, повредившимися в уме, чем у меня. Я же больше специалист по лечению водянки или…
— Порфирии, — любезно подсказала я, но Брэббс не обратил на мою реплику внимания.
— Что же касается человеческого разума, то он для меня загадка. Мы не можем вскрыть череп, извлечь мозг, указать то место, где гнездится болезнь, и сказать: «Ах! Вот причина, почему он воет на луну!» Мы не более способны объяснить то, почему у одного человека есть совесть, а у другого ее нет, и чем это обусловлено. Ведь в каждом из нас есть и хорошее, и дурное. Ты согласна?