— Понимаю, — сказала я.
Но, когда я уже собиралась повернуться и уйти, Тревор удержал меня за руку. В его синих глазах я прочла беспокойство и печаль. Сжав руки за спиной, он отчеканил:
— Надеюсь, моя дорогая, вы вполне сознаете, на что себя обрекли.
— Разумеется.
— Вот как? Сегодня днем вы видели, как он набросился на меня. Ариэль, он может быть опасен, буен.
— Я прекрасно это сознаю, — упрямо ответила я.
— Я не прощу себе, если вы пострадаете.
— Он не сделает мне ничего дурного.
Тревор подошел ближе, так близко, что я почувствовала слабый запах спиртного и какой-то цветочный аромат, вызвавший в моем сознании образ летнего сада.
Однако слова его были совсем не так приятны, когда он заговорил.
— Джейн незадолго до смерти говорила то же самое. Вне зависимости от того, любили они друг друга или нет, она считала, что он не сделает ей ничего дурного.
Разгневанная, я отвернулась и продолжила свой путь на кухню, но Тревор загородил мне дорогу.
— Ник непредсказуем, Ариэль.
— Не могу с вами согласиться, сэр.
— Ради всего святого, дорогая, откройте глаза и постарайтесь увидеть все в должном свете.
— Они открыты, — ответила я, пытаясь его обойти.
— Он убил свою жену.
— Докажите!
— Ник и сам в этом признавался.
— Он признавался только в том, что ударил ее, — возразила я, глядя ему прямо в глаза.
— В таком случае как вы объясните пожар в конюшне?
Когда я снова попыталась обойти его, Тревор схватил меня за руку.
— Он ударил ее, а потом поджег конюшню, чтобы скрыть факт убийства.
Вырвав у него руку, я спросила:
— Если вы так уверены, что он убийца, почему не обратились к властям?
— Почему? — Тревор покачал головой, как бы сетуя на мою непонятливость. — Он мой брат. И какое бы чудовищное преступление он ни совершил, я не хочу, чтобы его повесили.
— Вы с Адриенной предпочли бы заключить его в лечебницу Септ-Мэри? Сэр, эта участь хуже смерти, — горячо сказала я. — Это означало бы при жизни попасть в ад…
— Лично я не хочу ничего подобного. Но, если дойдет до этого, я не сомневаюсь, что с ним там будут обращаться хорошо, учитывая его положение в обществе.
— Хорошо обращаться?! — Я отступила, не веря своим ушам. — В этих учреждениях с пациентами обращаются немногим лучше, чем с животными. Они сидят в клетках…
— Полагаю, только в самых серьезных случаях.
— Их бьют и морят голодом. Они подвергаются дурному обращению начальства и других пациентов. Они спят на каменному полу на кучах соломы. И, если им повезет, эту солому меняют раз в две недели, и только когда она начинает гнить от сырости и отбросов. Не говорите мне, сэр, что такая жизнь лучше смерти. Это не так, и я никому не позволю обречь Николаса на подобную участь, когда в этом нет необходимости.