— Да, — медленно повторила она, — я думаю, что должна скоро уехать.
Тремейн был в смятении. Он понял, что настал момент действовать, но тут его взгляд опять упал на жемчуг, этот проклятый символ богатства, олицетворяющий в глазах Тремейна роскошь, в которой она выросла, и вставший между ними символом непреодолимой стены.
— Вы, конечно, рады уехать?
— Пожалуй, нет. Здесь так чудесно. — Она вздохнула.
— Мы будем по вас очень скучать, — глухо произнес Тремейн. — Без вас дом на Монсанту станет совсем другим. Юне будет грустно и одиноко одной.
— Иногда мне кажется, — задумчиво сказала мисс Армитидж, — что люди, окружающие Юну, думают чрезвычайно много о ней и слишком мало о себе.
Тремейн был озадачен. Любая недоброжелательность со стороны Сильвии Армитидж представлялась ему немыслимой, и он стал размышлять над тем, что же именно она имела в виду. Помолчав, мисс Армитидж медленно повернулась к нему — яркие огни изнутри дома осветили ее чуть побледневшее лицо и непривычно блестящие глаза — и опять повторила:
— Юна хочет вас видеть.
Однако Тремейн оставался молчаливым и неподвижным, думая о ней и пытаясь разобраться в себе, глядя в ее лицо и свою душу. Но все, что он видел, была эта проклятая нитка тускло мерцающих жемчужин.
— А кроме того, как вы сами предположили, возможно, иные хотят видеть меня, — добавила она.
— Простите, — Тремейн сразу сник и скрепя сердце предложил ей руку.
Сильвия Армитидж взялась за нее кончиками пальцев, и они вернулись в переднюю.
— Когда вы решили уехать? — тихо спросил капитан.
— Еще не знаю. — В ее голосе слышались нотки нетерпения. — Но, вероятно, скоро. Я думаю, чем раньше, тем лучше.
Тут от блистающей, переливающейся всеми цветами радуги группы людей, к которым они подходили, отделился угодливый, лощеный Самовал и низко склонился перед мисс Армитидж, претендуя на ее общество. Зная о чувствах, которые она к нему питала, Тремейн и не подумал отпускать ее, но, к его безграничному изумлению, пальчики мисс Армитидж сами соскользнули с его алого рукава, чтобы устроиться на черном, галантно подставленном Самовалом, которого она приветствовала какой-то веселой шуткой, совершенно не сочетавшейся ни со сдержанностью, проявляемой ею в обращении с капитаном, ни с явной неприязнью к графу, высказанной только что в разговоре.
Они направились в бальную залу, и, глядя им вслед, рассерженный и подавленный Тремейн, к еще большей своей досаде, услышал громкий, резкий смех мисс Армитидж, которая обычно смеялась тихо и довольно сдержанно. Да, Самовал, безусловно, владел большим набором средств развлечения женщин, даже тех, что испытывали к нему антипатию, — средств, о которых бесхитростный капитан Тремейн не имел никакого представления.