– Без тостера обойтись несложно, хуже то, что приходится так редко завтракать в обществе Сая, – она мельком глянула в его сторону и вновь обратилась к окуляру. – Она похожа на голубую амебу, такая… расползшаяся.
После трудного совещания президент была в отличном настроении. С экипажем все ясно, простуда прошла.
– А если бы не было турбулентности, что я бы увидела, Кен?
– Вы увидели бы просто ровную и немигающую световую точку. Так бывает за пределами атмосферы, если телескоп расположен в космосе.
– Одну только звезду? Только Вегу? Ни планет, ни колец, ни боевых лазерных станций?
– Увы, госпожа президент, подобные объекты слишком малы даже для самого большого телескопа.
– Ну, тогда остается только надеяться, что ученые понимают, что делают, – полушепотом проговорила она. – Столько всякого было сказано о том, чего никто не видел.
Дер Хиир был несколько озадачен.
– Но мы ведь видели 31 000 страниц текста – картинки, слова да еще огромное введение.
– Все это – слова, в которых нет ничего, что можно было увидеть отсюда. Слишком уж все… умозрительно. И не надо говорить мне, что ученые по всему свету получают одно и то же. Я знаю это. И не следует напоминать, что полученные чертежи Машины совершенно отчетливы и недвусмысленны. Я не забыла про это. Если мы откажемся, Машину построит кто-нибудь другой. Я знаю все это. Но все же я волнуюсь.
Процессия медленно шествовала назад к резиденции вице-президента. Только что в Париже после многих трудов завершились предварительные переговоры по выбору экипажа. Соединенные Штаты и Советский Союз требовали по два места и в этом вопросе обнаружили редкое единодушие. Но обосновать подобные запросы перед остальными странами – участницами консорциума было сложно. Теперь переговоры с прочими странами мира складывались для Союза и Штатов менее благоприятно, чем обычно, даже если обе великие державы приходили к соглашению между собой.
О происходящем вовсю трубили как об общем деле всего человечества. Уже успели переменить вывеску Всемирного консорциума: «Послание» сменила «Машина». Нации, владевшие кусочками Послания, требовали, чтобы их гражданина включили в состав экипажа. Китайцы же невозмутимо указывали, что к середине будущего столетия их станет полтора миллиарда и то лишь при условии, что в результате контроля за рождаемостью им удастся сократить число детей в семье до одного. В зрелом возрасте эти дети будут спокойнее и умнее, чем дети, рожденные в странах, где законы менее строги. Лет через пятьдесят китайцы станут играть куда более важную роль в судьбах мира и Китаю по праву принадлежит по крайней мере одно место из пяти. Этот аргумент широко обсуждался экспертами во многих странах мира вне всякой связи с Посланием или Машиной.