Аксинья, увидав безрукого, принялась расспрашивать его о покойнице и о том, что она говорила перед смертью.
Андрей как мог сквозь слезы отвечал на ее вопросы.
– Вот ты, старик, брось теперь пить. Сестру не жалел, пожалей ее девочку… – говорила Аксинья.
– Разве я сестру не жалел?.. Я завсегда помнил, что она бедная вдова. Да помочь-то чем я мог, коли сам-то с голоду помираю?.. Пенсии три рубля получаю… Невелики деньги…
Старый солдат заморгал глазами, поблагодарил за что-то Аксинью и при помощи Тараса унес гроб.
Все утро Рыжик не отходил от Аксиньи, надоедая ей всякими расспросами:
– Мама, отчего люди помирают?
– Оттого, что время приходит.
Ответ не удовлетворил мальчугана, и он задал другой:
– А почему, мама, людей в землю прячут?
– Уж так велит закон.
– И богатых в землю кладут?
– Перед смертью, деточка, все равны.
– И Сергеенко когда помрет, его в землю положат?
– И его положат.
– А ежели он много-много денег даст… тогда что?
– Глупенький ты мальчик!.. От смерти деньгами не откупишься.
– Тогда зачем же люди богатыми быть хотят?
На последний вопрос ответа не последовало: за печкой раздался крик маленькой Кати, и мать поспешила туда. Рыжик остался один со своими думами и старшой сестричкой Верой, пухлой трехлетней девочкой. Вера сидела под верстаком и играла деревянными кубиками отцовского изделия. На дворе лил дождь. Слышно было, как он барабанил по крыше. Рыжик крепко задумался. Главным образом думал он о Дуне, которая заснула только перед рассветом и теперь еще спала сладким сном, разметавшись на широкой печи.
«Как она теперь без мамы жить будет?» – спрашивал себя мальчик, и чувство глубокой жалости овладело его сердцем. «Кто за нее заступится? Где она жить будет?» – продолжал думать Рыжик. И вдруг его осенила мысль: «Ежели так, то я за нее буду заступаться», – решительно заявил он самому себе и влез на печь. Он хотел о своем решении сейчас же заявить Дуне, как только она проснется. А чтобы она скорей проснулась, он стал дергать ее за ноги. Это средство подействовало, и девочка проснулась. Она с испугом осматривала потолок, стены, не понимая, где она и что с ней. Наконец ее взгляд упал на Саньку, и она улыбнулась.
– Ты больше не хочешь спать? – спросил ее Рыжик, не зная, как начать разговор.
Дуня молчала и усиленно терла глаза кулачонками.
– Слушай, я теперь за тебя заступаться буду… Хочешь?
Дуня вместо ответа утвердительно кивнула головой.
– Ну вот, умница ты, – обрадовался Санька и с жаром продолжал: – Ты, Дуняша, не бойся теперь: я в обиду тебя не дам! Ежели тебя мальчишки будут обижать, скажи мне: я живо с ними расправлюсь. Как напущу на них Мойпеса!.. Пугать тебя лягушками я не стану; а ежели ты кушать захочешь, я тебе хлеба дам и сахару дам… А как придет лето, я наворую много яблок и вишен и тебе принесу… Хочешь?