– Желтая краска не скоро смывается, – глядя на разлохматившиеся рыжие кудри Саньки, проговорил жандарм. – А умыться жена вам даст… Мотя, – возвысил он голос, – в рукомойнике есть вода?
– Есть, я сейчас налила, – раздался из комнаты ответ хозяйки.
– Пожалуйте, умывайтесь! – с тою же добродушной насмешливостью проговорил жандарм и рукой указал на глиняный горшок с носком посередине. Горшок этот, веревками прикрепленный к потолочной балке, висел в углу сеней над большим глиняным же тазом, поставленным на табурете.
Приятели умылись и вошли в комнату. Хозяин усадил их за стол, сам налил им по стакану чаю и завел с ними беседу, или, вернее, приступил к допросу. На этот раз и у Саньки, как говорится, поджилки затряслись. Он боялся, как бы жандарм не вздумал попросить у него паспорт. Почти все время любезный хозяин обращался с вопросами к Рыжику, но в то же время глаз не спускал с Левушки. Санька заметил, что его приятель не знает, куда деваться от этих жандармских взглядов и что он готов сквозь землю провалиться.
– Стало быть, вы в Либаву отправляетесь? – переспросил хозяин и, звеня шпорами, поднялся с места. – Хорошо делаете, – продолжал он, направляясь в спальню, – Либава – город хороший… Там и торговлей заняться можно.
Последние слова он уже выкрикивал из другой комнаты. Рыжик с Левушкой быстро переглянулись. «Бежим, что ли?» – казалось, говорили их глаза. Но было уже поздно. Не успели они и подумать о бегстве, как из двери спальни вышел жандарм, одетый и вооруженный.
– Ну, вот что, голубчик, – обратился он к Рыжику, – ты можешь продолжать свой путь, а ты, – перевел он глаза на Левушку, – поедешь со мною в Юрбург.
– Зачем? – спросил Стрела, и лицо его побледнело.
– А затем, что я тебя уже два года ищу. Ведь ты сын Андреевой, что вышла замуж за Горанского, графского управляющего?
Левушка низко опустил голову и молчал.
– Ежели ты не веришь, что ты есть ты, то я могу карточку показать. Вот она где…
Говоря это, жандарм расстегнул свой китель и из бокового кармана вытащил фотографическую карточку. Санька мельком взглянул на снимок и сразу узнал Левушку, хотя тот был снят в ученической форме.
– За тебя, брат, награда обещана. Как раз вчера маменька ваша, – жандарм почему-то вдруг стал Левушке говорить «вы», – мимо проезжала из имения в Юрбург и сказала, что проживет в городе денька три. То-то обрадуется она! И сестрички, и братишки, и все ребятишки обрадуются…
У Левушки дрогнули углы рта, но сказать он ничего не сказал…
Через час Рыжик один шагал по широкому шоссе, направляясь в Поланген. Скверно было на душе у Саньки. Он теперь чувствовал себя одиноким, заброшенным и никому, никому не нужным.