Ну, то есть не совсем зря. Обзавёлся знакомствами в самых московских низах. Князья даже не подозревали, сколько у них на посаде проживает разбойников, воров, мошенников и прочих лиходеев. Эх, не был бы Рыжий на княжьей службе, таких бы дел на Москве навёл — половина боярской думы слезами умылась бы. Так нет — не моги. О том Сокол особо предупредил, впрочем, он и сам не дурак. И среди простых горожан у Рыжего завелось немало приятелей — стражников, дворовых, ремесленников, вольных слуг. Однако к главной цели своего пребывания, он не приблизился ни на шаг.
Вчера Чунай напомнил, что покинет Москву, как только вскроются реки. Реки в первых числах апреля вскрываются. Стало быть, месяц у Рыжего остался на то, чтобы концы обнаружить. Что можно за месяц сделать? Да всё что угодно. Надо только по-другому к делу подойти. Ведь он, что делает? Наблюдает, слушает, одним словом ждёт, когда сведения сами к нему пожалуют. Так ничего не узнаешь. Тем паче если монахи искомые тайно своё дело делают. Нет, нужно другие подходы искать. Человек нужен…
Народу в корчме прибывало, а его знакомые кмети всё не появлялись. Это настораживало — не в привычке у вельяминовцев в корчму запаздывать. Может, случилось что?
Прошёл ещё час, прежде чем, показались, наконец, и они. Возбуждённые, машущие руками. Ну точно, что-то случилось.
Эх и рожи у его знакомых — сущие головорезы. Ватажил среди этой троицы Рыба — суровый вельяминовский воин. Был он значительно старше своих товарищей — Косого и Крота, которых тысяцкий к серьёзной работе пока что не допускал. Так, сторожили, воевали, когда приходилось, дрались по пустякам. Сам же Рыба часто пропадал по важным делам, о которых не всегда рассказывал даже подручным.
Воины осмотрелись, перехватили у корчмаря несколько кувшинов пива и так как других мест в заведении к этому времени уже не осталось, направились к Рыжему. Продираясь сквозь толчею, Рыба продолжал начатый, видимо, на улице рассказ:
— Князь Семён, как узнал, просто взбесился. На хозяина попёр, будто Василь Протасьевич в том виноват, что дружину побили. Будто наши там воины были. Наших-то, небось, не побили бы.
Городской полк, который был под рукой тысяцкого, издавна соперничал с княжеской дружиной. Воины, что поднялись из самых низов, недолюбливали породистых княжеских кметей и не упускали случая устроить тем какую-нибудь пакость. Дружинники отвечали мужикам высокомерием и презрением, но если споры с вельяминовскими доходили до кулачной сшибки, дрались всерьёз, без скидки.
Кмети, наконец, добрались до его угла, плюхнулись рядом и прежде чем заводить разговор, сделали по два-три крупных глотка.