Вон брат Леонтий, тот сразу смекнул, куда ветер дует, поднатужился, в священники вышел. Недавно письмо прислал Евлампию — они раньше друзьями были. Живёт теперь Леонтий сам по себе в своих Сельцах. Никто его ни к чему не нудит, мир кормит и поит. Благодать, одним словом. Да и другие не хуже устроились. А кто не смог так в мир вернулись. И только один он, Евлампий, остался себе на погибель…
Вздохнув, монах огляделся и увидел прохожего. Молодой человек пробивался через сугробы навстречу Евлампию. Шёл он слегка под мухой. Выпимши. Шуба распахнута, аж пар от тела идёт, лицо блаженное, словно нипочём человеку мороз с метелью. И вновь тоска вернулась.
«Хорошо мирянину, — отметил Евлампий с завистью. — Захотел, выпил. Никто слова не скажет. Никто его не неволит, сам идёт куда хочет. Своей волей можно и по сугробам и в метель. Одно удовольствие».
Человек разминулся, даже не взглянув на встречного инока. Однако через некоторое время позади, сквозь ветер, послышался окрик:
— Эй, монах!
Евлампий обернулся.
— Ты что ли серебро обронил? — спросил парень, показывая какой-то свёрток.
Жадность опередила разум, и слова сами собой вылетели из уст монаха
— Благодарю, мил человек, — зачастил он. — Не моё добро это. Братья собрали для монастырских треб.
— Ну, раз братьев, так бери, — прохожий протянул растрепавшийся сверток, из которого и вправду блеснуло что-то.
Евлампий схватил ветошку с серебром, собираясь спрятать под шубу.
— Как звать-то тебя, монах? — спросил парень.
— Евлампий. А тебя, добрый человек? Кого в молитве благодарить?
— Камчук моё имя, — ответил тот. — Только вместо молитвы ты лучше меня пивком угости. Стужа эвон какая образовалась.
— Как же можно, вместо молитвы-то? — укоризненно возразил монах.
— Ну так, сверх молитвы, — предложил парень. — Тело и душа в согласии быть должны.
Монах почувствовал, что обязан отблагодарить этого пьяницу, который простодушно отдал ему кем-то оброненное серебро.
— Так, где же я тебя угощу, добрый человек?
— Я место знаю. Тут неподалёку. Надолго это тебя не задержит, а человеку добро сделаешь. Да тебе и самому, гляжу, согреться чуток большого греха не будет.
— Ладно, если неподалёку, — согласился Евлампий.
Корчемница, что располагалась среди самых посадских трущоб, куда не каждый городской стражник решался и сунуться, занимала покосившуюся невзрачную избу, каких вокруг стояло полным полно. Внешний вид и недоброе место не мешали процветанию тайного заведения, напротив, способствовали оному. Здесь собирались люди иного рода, нежели в корчме на Старой Владимирской дороге. Не то что княжьи люди, но и самая посадская чернь гостила здесь редко. То был притон для всех тех, кто не мог открыто появиться в городе. Для воров, разбойников, беглых холопов, сводников и прочих людей такого разбора.