Председатель строго посмотрел на него.
– Я думаю, ночь, которую вы провели в камере, явилась для вас хорошим уроком.
Слава богу, неужели отпускают? Гарри нарочито медленно сглотнул слюну, будто комок застрял в горле.
– Вы совершенно правы, сэр. И, клянусь, я сделаю все, чтобы больше туда никогда не попадать.
– Да уж, постарайтесь, это в ваших же интересах.
Возникла небольшая пауза, затем председатель отвел взгляд, обратился к суду:
– Должен сказать, что мы посовещались и, конечно, не поверили всему тому, что наговорил нам этот молодой человек. Воистину говорят: доверяй, но проверяй. Однако, в данном случае, считаем возможным отпустить подозреваемого под залог, чтобы он смог лучше изучить суть предъявленных ему обвинений.
Гарри с трудом сдержал вздох облегчения, ноги стали ватными.
– Гарри Маркс отпускается домой сроком на семь дней при условии внесения залога в сумме пятьдесят фунтов.
Вот она, долгожданная свобода. Свершилось.
* * *
Гарри смотрел на улицы другими глазами, будто провел в тюрьме по крайней мере год. Лондон готовился к войне. В небе плавали огромные серебристые аэростаты, чтобы создавать помехи самолетам противника. У магазинов и учреждений мешки с песком – говорят, помогает от осколков. В парках открыты убежища, все носят с собой противогазы. Люди чувствуют, что опасность реальна, что она близко. Кажется, вся нация объединилась перед лицом мощного, беспощадного врага, нет и следа былой чопорности.
Он не помнил первую мировую войну. Когда она закончилась, ему было два года. В детство он считал, что «война» – какое-то определенное место, ибо часто слышал: «Твоего отца убили на войне». Это было так похоже на «Иди, поиграй в парке, смотри, не упади в реку, мать опять пошла убираться в трактире». Позже, когда он понял, что к чему, любое упоминание о войне было мучительно. С Марджори, женой адвоката, бывшей два года его страстной любовницей, они часто читали стихи о первой мировой, одно время он даже называл себя пацифистом. Потом он воочию увидел чернорубашечников, нагло марширующих по улицам старого доброго Лондона, испуганные лица евреев. Именно тогда его отношение к войне как исторической категории в корне изменилось. Он осознал, что война не просто средство разрешения конфликтов; есть войны справедливые и несправедливые, и иногда просто надо сражаться. В последние годы Гарри с отвращением взирал на то, как британское правительство делает вид, будто в Германии ничего не происходит, как надеется, что Гитлер повернет на Восток. Сейчас же, когда война стала реальностью, он думал о тысячах мальчишек, которые, как и он сам, вырастут и повзрослеют, так и не узнав отцовского тепла.