Шарлотта наморщила лоб.
– Могу попробовать.
– Ты должна знать дом, ты ведь прожила здесь всю жизнь.
– Конечно, я знаю эту часть дома, но есть такие уголки, куда я и не заходила. Спальня дворецкого, комнаты экономки, подвалы, помещения над кухней, где хранят муку и прочее...
– Постарайся начертить план каждого этажа. Среди своих детских сокровищ она разыскала лист бумаги, карандаш и склонилась над столом.
Феликс съел еще один сэндвич и допил оставшееся молоко. Она не сразу смогла принести ему еды, потому что в коридоре убиралась прислуга. Пока он ел, она набрасывала план, морща лоб и покусывая кончик карандаша.
– Пока сама не попробуешь, не поймешь, как это трудно, – промолвила она.
Феликс заметил, что она прекрасно чертила абсолютно прямые линии даже без линейки, хотя и пользовалась ластиком, найденным среди старых карандашей. Вид ее был очень трогателен. «Вот так она и сидела в классной комнате многие годы, – размышлял Феликс, – рисуя домики, затем маму с „папой“, а позже карту Европы, листья деревьев, зимний парк... Уолден множество раз видел ее такой».
– Почему ты переоделась? – спросил Феликс.
– О, здесь все то и дело должны переодеваться. Каждому времени дня соответствует свой туалет. К ужину полагается являться с обнаженными плечами, но не к обеду. К ужину надо надевать корсет под платье, но никак не к чаю. На улицу нельзя выходить в том, в чем ходишь дома. В библиотеке можно сидеть в шерстяных чулках, но в утренней комнате это не годится. Ты не представляешь, сколько правил я должна помнить.
Он понимающе кивнул. Теперь его больше не поражали развращенные нравы высших классов.
Она протянула ему чертежи, и он внимательно стал их изучать.
– А где хранится оружие? – спросил он.
Она дотронулась до его руки.
– Не спеши так, – сказала она. – Я ведь на твоей стороне – помнишь?
В один миг она вновь превратилась во взрослую женщину.
– Я и забыл, – ответил он с грустной улыбкой.
– Хранится в оружейной комнате. Она указала ее на плане.
– Так у тебя в самом деле был роман с мамой?
– Да.
– Мне с трудом верится, что она была способна на такое.
– В те времена она была ужасно безрассудной. Она и сейчас такая, лишь делает вид, что изменилась. – Так ты считаешь, она осталась прежней?
– Я знаю это.
– Все, буквально все оказывается не тем, что я думала.
– Это и есть взросление. Она задумалась.
– Интересно, как же мне тебя теперь называть?
– Что ты имеешь в виду?
– Называть тебя отцом мне как-то неловко.
– Пока годится и Феликс. Тебе понадобится время, чтобы привыкнуть к мысли, что я твой отец.
– А у меня будет это время?