Много эротики и наготы в искусстве греков, отличающемся высокими качествами и утонченностью, но мы здесь не видим безнравственного воздействия, ибо выступает (особенно в скульптуре) сама красота в чистом виде, в сочетании нередко с первобытностью. Легко убедиться в этом из взгляда на античные греческие статуи, прочесть у Гомера историю Ареса и Афродиты или же идиллию Лонгоса о Дафнисе и Хлое. Развращающее влияние сказывается не в наготе, не в натуральном изображении вещей, относящихся к половой сфере, а в грязных побуждениях автора и его нечистых, часто корыстных намерениях. С другой стороны, необходимо считаться и с тем, что и совершенно чистое в нравственном смысле произведение искусства способно порнографически воздействовать на того субъекта, кто имеет обыкновение на все накладывать печать своей собственной испорченности и безнравственности, видя во всем лишь низкое проявление и гадость. Правда, в древние времена, особенно в позднейшем Риме, половые сферы не были свободны от порнографии и циничной грубости. Это в значительной степени подтверждается, между прочим, и изучением развалин Помпеи, а также и фактами из истории. Такие явления обыкновенно сопровождают упадок наций. К тому же, крайне поучительны и интересны сообщения Штолля (Das Geschlechts-Jeben in der Yolkerpsychologie) об этнографическом paспространении «непристойности» в ее различных оскорбительных, мимических, графических и пластических формах проявления. Она не чужда ни одному народу, свойственна всем эпохам, потому что обусловлена самой природой человеческого эротизма.
Кому же судить? Кому определить, где заканчивается искусство и начинается порнография, или в какой мере возможно проявление эротизма в искусстве для публичного выставления? Я не считаю себя настолько компетентным, чтобы дать вполне определенный ответ на столь щекотливый вопрос. Но высказываю свое мнение, что с уничтожением владычества презренного металла и алкоголя значительно устранится социальная опасность порнографии, или даже, может быть, совершенно исчезнет. Крайности, во всяком случае, должны быть избегнуты в обоих направлениях. Если порнография проявляется совершенно открыто, независимо от всякого участия искусства, в качестве голой пошлости, то общество, разумеется, обязано принять немедленно должные меры. Но при наличности художественной оболочки, необходимо, считаться в каждом отдельном случае с художественными достоинствами данного произведения, с теми нечистыми побуждениями, которые более или менее открыто положены в его основу, и, взвесив спокойно все обстоятельства, вынесли то или иное решение. Необходимо также считаться с заведомо развращающим влиянием на массу всяких будто бы произведений искусства или «художественных» выставок, демонстрируемых, например, во всех этих Tingel-Tangel. Современное наше искусство заключает в себе много вреда еще и благодаря тому обстоятельству, что в нем преобладает патологическое направление, что особенно важно в половой области. Я упоминал уже о французском поэте Бодлере. Эротическое искусство отнюдь не должно представлять собою лечебницу для всяких извращенных субъектов, которые выставляются героями, занимают центральное место в произведениях и готовы вообразить, что являются особенно интересными и ценными представителями человечества. Их ненормальность находит лишь обильную пищу в таком положении вещей, которое нередко заражает и здоровых людей. Можно назвать патологичными весьма приличное количество современных романов и художественных произведений. Выводятся фигуры, рекомендуемые в качестве непосредственных типов любовной и половой сферы, между тем как место им лишь в психиатрической лечебнице или же в сумасшедшем доме, где они обыкновенно встречаются. Иногда же изображаются и такие субъекты, которые существуют лишь в патологическом мозгу автора. Можно не навязывать искусству морализирования, но художник никогда не должен терять из виду высокую социальную миссию искусства, сводящуюся к возвышению человечества и вдохновлению его идеальными стремлениями, вместо того, чтобы топить его в болоте. Величайшие художники именно и уразумели эту миссию, и их мастерские произведения носят на себе такой отпечаток. Отрицание своих прав современными дегенератами есть поэтому ничто иное, как гнилая оговорка.