— Я Изабо, — сказала она так же хрипло, как и он миг назад, когда выкрикнул имя своей жены.
Они еще некоторое время смотрели друг другу в глаза, потом на лицо Лахлана опустилась тень, и он отступил, почти отшатнулся назад, и тяжело опустился в кресло. Он был очень сильно пьян.
Изабо подняла глаза и встретилась с глазами Дайда. Он сжимал свою старую гитару, поверхность которой покрывали поблекшие узоры в виде листьев, цветов и поющих птиц. Его руки заледенели, лицо было непроницаемым. Она еще немного посмотрела на него, потом шагнула к Лахлану, положив руку ему на плечо.
— Тебе давно пора быть в постели, — сказала она. — Ты что, забыл, что нам на рассвете выезжать? Что ты здесь делаешь, напиваясь в темноте в одиночестве?
Его плечо напряглось при ее прикосновении. Он отстранился, скривив губы и ответив:
— В моей постели холодно и одиноко, я не могу в ней спать. Зачем мне туда идти?
— Ты погубишь себя, — резко сказала Изабо. — Именно этим ты и занимаешься, ночь за ночью напиваешься в одиночку? Ничего удивительного, что ты так ужасно выглядишь.
— Я был не один, — возразил Лахлан. — Со мной был Дайд.
— Дайд, похоже, ничего не соображает, — едко заметила Изабо. Она подняла голову и встретилась со взглядом его черных глаз. На этот раз в них не было ни искры обычного веселья, и они были потухшими и печальными. Уголок губ у него дернулся, и он снова начал перебирать струны гитары, нежно, как будто ласкал тело возлюбленной. Изабо узнала берущие за душу звуки «Трех Дроздов».
— Ты можешь играть что-нибудь другое? — рявкнула она сердито.
Лахлан покачал головой.
— Нет. Я хочу, чтобы он играл это. Я Ри. Это я приказал ему играть эту песню. Играй, Дайд! — Язык не подчинялся ему, и слова были неразборчивыми. Дайд, понурившись, продолжил играть. Музыка наполняла темную комнату, полная тоски и печали. Изабо почувствовала, как у нее по спине забегали мурашки. Из угла комнаты печально ухнула Буба.
Жалко-ух.
— Ты не должен так горевать, Лахлан, — мягко сказала Изабо.
С полными слез глазами, он начал петь:
О, куда же вы улетели,
Мои чернокрылые братья,
Оставив меня одного?
Где же вы, братья мои?
Его голос был таким прекрасным, таким низким, чистым и полным магии, что Изабо поежилась.
Она обхватила себя руками.
— Ну же, Лахлан, пойдем спать. Ты не должен так изнурять себя.
— Это приглашение? — ухмыльнулся Лахлан, схватив ее за запястье. Хотя Изабо изо всех сил старалась не дать ему увлечь себя, он был слишком силен, и ей пришлось подойти к нему ближе. Она чувствовала его пахнувшее виски дыхание, видела огонь в его золотистых глазах, устремленных на нее. Свет свечей играл на его суровом лице, непокорных черных кудрях, мощной линии челюсти, шеи и плеч, мягком изгибе черных крыльев. Она рванулась из его беспощадной хватки, не в силах контролировать напрягшиеся нервы и мышцы, не в силах унять резко забившееся сердце.