Я вылез из постели, надел брюки и ботинки и спустился с ним вниз. Проходя через темные комнаты, мы услышали музыку.
Потом, сидя в баре над стаканом сладости розовых лепестков, капрал, закинув за ухо седую прядь, сказал:
— Как вам понравился мой братец?
Я покачал головой:
— Со всем уважением, он, кажется, несколько вспыльчив.
Маттер устало рассмеялся:
— Со всем уважением, «несколько вспыльчив» — довольно мягко сказано.
— Копи страшное место, — сказал я, чувствуя, что с ним могу позволить себе быть откровенным.
— Ужасное, — подхватил он. — Если бы это зависело от меня, вам не пришлось бы туда спускаться. Я позволил бы вам бродить по острову и жить как вздумается— Он помолчал, словно взвешивая свои слова. — Боюсь, там, внизу, вы и умрете — вы, должно быть, и уже это поняли.
Я кивнул, глядя, как Молчальник перебирает клавиши маленького пианино.
— Страна гибнет, — продолжал капрал. — Прогнила насквозь. По мне, лучше уж этот остров, чем Город. Я здесь повидал много смертей, и все же в копях мучаются меньше, чем рядом с Белоу.
— Вы встречались с Создателем? — спросил я.
— Встречался? Я дрался рядом с ним на поле Харакуна. Учили в школе историю крестьянского бунта? Да, бедняки из-за стены пытались ворваться в Город. Мы с братом оба были там. Дрались по колено в мертвых телах.
— Помню, я читал об этом, — сказал я, хотя почти ничего не помнил.
— Три тысячи убитых в один день. Пятьсот наших, остальные с той стороны, — сказал он и сделал долгий глоток. — Наша часть зашла в тыл большому отряду крестьян с юга от Латробии. Это были последние остатки мятежников. Мы перебили почти всех, но полсотни взяли пленными. Этот маневр закончил войну. Нам было приказано на следующий день доставить пленных в Город для казни в Мемориальном парке, но ночью, пока брат спал, я отпустил часовых и отправил всех бедолаг восвояси.
— И вы еще живы? — удивился я.
— Белоу винил нас обоих. Брат был в ярости. Нас должны были судить и казнить, но вспомнив, как храбро мы дрались и что именно мы покончили с восстанием, Создатель пощадил нас и дал место на этом островке.
— Вы здесь давно? — спросил я.
— Добрых сорок лет. Я не разговаривал с братом с самого первого дня. Так мы условились еще на пристани. Он берет себе день, я — ночь.
— И даже не видели его? — спросил я.
— Я узнаю о нем только по замученным пленным, — сказал капрал. — Если бы мы сошлись, кому-нибудь скорее всего пришлось бы умереть. Так и будет в конечном счете. Я все время живу с этой мыслью.
Кое-то время мы сидели в тишине. Молчальник прервал игру и подошел налить нам вина. Дул тот же кой ветерок, и я жалел, что нельзя просидеть так всю ночь.