Пронизывающий ветер заставил меня ускорить шаг. Я выругался по адресу кретинской статуи, скалившей ; в улыбке синие зубы и выкатившей на меня каменные глаза, и в тот же миг большая черная птица пролетела над моей головой. Забрызгав пометом рукав моего плаща, она снова скрылась в лесу. Я запоздало вскрикнул и пошел следом за ней. Впереди маячила снежная шапка горы Гронус, над которой явно бушевала гроза. От белого потека на рукаве тошнотворно несло ананасом, но было слишком холодно, чтобы снять плащ.
Вступив под тень деревьев, я вспомнил, как дернулся и застыл взгляд Битона, и тут же осознал, что настала ночь. Надо мной протянулись голые ветви, а ноги ступали по грудам желтых листьев, усыпавших тропу. Над каркасом лесной кровли ярко блестели звезды, но я не сумел найти среди них ни одной знакомой. Мысленно я поклялся отплатить мэру за оказанное внимание, когда придет его черед подвергнуться измерениям, и, бормоча себе в утешение: «Иногда возникает необходимость прибегнуть к вскрытию», медленно зашагал дальше, стараясь по возможности держаться тропы и за каждым поворотом с надеждой высматривая свет окон.
Я нуждался в логике, чтобы сохранить ясность разума. Никогда не любил неизвестности. С самого детства темнота внушала мне опасения. В ней нет лица, которое можно было бы прочесть, нет знаков, отличающих друга от врага. Физиономия ночи — бесформенное пятно, не подвластное моим инструментам, и это пятно может скрывать любое зло. Вы не представляете, сколько моих коллег испытывают те же чувства и вынуждены спать при свете.
Я попытался сосредоточиться на деле, размышляя, чего следует ожидать и сколько времени понадобится, чтобы обследовать все население города. И тут, спотыкаясь в темноте, я испытал озарение, какое обычно приходит только после введения дозы.
— Если эти глупцы верят в чудотворность украденного плода, — сказал я вслух, — то искать, вероятно, следует того, чья личность со времени похищения претерпела значительные изменения.
Разумеется, я не приписывал плоду чудесных свойств (я свободен от суеверий), но разве тот, кто верит, что стал гением, бессмертным, или приобрел способность летать, может вести себя по-прежнему? Как я говорил своим студентам в начале каждого семестра в Академии: «Физиономист — это не просто никелированные инструменты. Главное его орудие — острый и логичный ум. Полагайтесь прежде всего на собственный рассудок». К тому времени когда эта блестящая мысль полностью оформилась в моей голове, за поворотом открылась резиденция мэра. В двухстах ярдах, по-видимому на крутом холме, светились ярким огнем окна широкого фасада. Я уже начал подниматься по склону, когда в лесу позади раздался гул. Он быстро приближался, нарастая с каждым мгновением, и раньше чем я успел задуматься о его причине, из леса сорвавшимся с цепи кошмаром вылетела и остановилась передо, мной запряженная четверкой карета.