Но едва закончилась эта неудачная война, над Россией разразилась новая беда: нависла угроза гражданской войны, повсеместно поднимались восстания и мятежи, престол оказался в серьезной опасности. Толчком к этим новым ужасам послужило кровопролитие непосредственно перед царскими окнами. Под руководством попа Гапона голодающие и недовольные рабочие вышли на Дворцовую площадь, чтобы мирно передать царю прошение. Демонстранты несли иконы и портреты государя и были исполнены самых мирных намерений; тем не менее военный комендант без всякого предупреждения приказал дать по процессии оружейный залп, после чего сотни людей захлебнулись в крови.
С этого дня в народе утвердилось глубокое недовольство государем, получившим прозвище «кровавый». Восстания учащались, народные возмущения проходили по всей необъятной русской империи, и вскоре царский дворец стал похож на осажденную крепость. Непрерывно один за другим поднимались мятежи в Петербурге и Москве а также в Варшаве, Киеве, Одессе, в Балтийских провинциях и в Кронштадте. Пролились реки крови, пока царским министрам не удалось подавить революцию.
Вновь потекла кровь, когда это наконец свершилось: чрезвычайный суд выносил смертные приговоры десяткам и сотням людей, снаряжались карательные экспедиции, уничтожавшие в мятежных провинциях целые деревни, поджигавшие дома.
С этого момента царская семья тоже жила в постоянном страхе перед разбойничьими нападениями, бомбами и адскими машинами. Когда царица прощалась со своими спутниками после «беззаботной» прогулки по заливу, она теперь говорила: «Это было замечательно, возможно, в последний раз». Отныне царская чета не могла быть спокойной за свою жизнь, каждый следующий час мог быть последним.
Министры один за другим становились жертвами убийств. Плеве, министр внутренних дел, накануне погиб от бомбы на вокзале в Варшаве среди многочисленной свиты, а с ним и семь человек, сопровождавших его. Через некоторое время от руки убийцы пал Сергей Александрович, дядя царя и зять царицы. Он был московским генерал-губернатором, которого крайне не любили за чрезвычайную строгость и жестокость. Его супруга, великая княгиня Елизавета Федоровна, сестра царицы, предчувствовала беду и все время предостерегала мужа, чтобы он не ездил один. Тем не менее однажды на улице она услышала взрыв. Охваченная дурным предчувствием, она поспешила туда, и ее глазам предстало изувеченное, истекавшее кровью тело убитого великого князя.
Елизавета Федоровна любила супруга, несмотря на его капризный, властный, может быть, даже психически неустойчивый характер. После ужасного конца супруга она ушла в монастырь под Москвой. Монахиня с прекрасным лицом, она выглядела мадонной, и ее стройная грациозная фигура под ниспадающим белым покрывалом была одновременно и трогательна, и изящна.