Все Девятеро выстроились в круг, взялись за руки вокруг Архона. В тени почтительно ждали бальзамировщики.
— Наш Брат умер, — напевно начала Гермия. — Мы скорбим по нему.
— Мы скорбим по нему.
— Наши глаза были яркими, теперь они темны. Наши мысли были скоры, теперь они тяжелы. Но Бог, Ярчайший, живет вечно. Его тень — темнота. Когда было создано голубое небо вверху и коричневая земля внизу, он был там. Когда Царица Дождя сошла с небес, он был там.
Мирани отвела глаза.
У дверей, снаружи, прислонившись к косяку, стоял Аргелин. На его губах играла кривая улыбка; языки пламени покрывали его смуглую кожу трепещущим узором. Он смотрел на Мирани; она, вспыхнув жаром под красивым металлическим лицом, прикрывавшим ее собственное, бледное и измученное, поспешно отвернулась.
— Да пребудет он вовеки, — тихо пробормотали Девятеро.
Гермия разорвала круг и обычным голосом произнесла:
— Теперь начнется Вскрытие. Сегодня ночью с Архоном пребудет Та, Кто Обмывает Бога. Без еды, не уходя, пока не уйдет он. Понятно?
Персида кивнула.
— Хорошо. — Гермия подошла к двери и, сняв маску, с наслаждением вдохнула прохладный ночной воздух. Позади нее, как темные падальщики над трупом, бесшумно передвигались бальзамировщики.
— Что дальше? — спросил Аргелин достаточно громко, чтобы все слышали.
— Дальше я поговорю с Богом в одиночку, в Оракуле. Он скажет мне, куда послать Искателей девяти Претендентов. Твои люди готовы?
В курильницах тлели травы, благовонный дым душил Мирани. Аргелин кивнул, его рука покоилась на рукояти меча.
— Чем скорее мы узнаем, тем лучше, — сухо произнес он.
Гермия опустила глаза.
— Предоставь это мне, — прошептала она тихо.
Аргелин улыбнулся.
Мирани попыталась незаметно проскользнуть мимо, но он по-змеиному быстро обернулся и схватил ее за руку, так что она чуть не выронила пустую бронзовую чашу.
— Госпожа, я хочу поговорить с тобой.
— Со мной? — пробормотала она. — О чем же?
— Мне кажется, ты догадываешься. — В его темных глазах плясало яростное пламя. — Не примешь ли ты меня утром? После Ритуала?
Это была вежливая просьба, но в то же время и строгий приказ. Как бы она хотела скинуть эту ненавистную руку и поставить генерала на место! Но вместо этого лишь прошептала:
— Да. Конечно...
Он отвел руку, небрежно поклонился и зашагал прочь. Она стояла и молча, с колотящимся сердцем смотрела ему вслед.
У нее за спиной, в дымной темноте Дома, раздался тихий булькающий звук, и от звука этого у нее все заледенело внутри, мучительной судорогой свело нервы, зубы и даже ногти. С бесконечной заботой и тщанием бальзамировщики начали вскрытие тела почившего Архона.