Темпл стоял у поручней, сложив руки на груди, и, невидимый в темноте, наблюдал, как Рейн вывел жеребца из отдельного стоила, почистил его, вымыл ему копыта, затем дал мешок с овсом, после чего закинул ему на спину испанское седло.
— Ты ухаживаешь за ним, словно за ребенком.
— Ему всего три года, — ответил Рейн не поднимая головы и почесал Нараку за ушами.
Темпл был готов поклясться, что конь всхрапнул от удовольствия.
— Тебе и думать нельзя о путешествии. Ты ранен.
— Двухдневной опеки Кабаи вполне достаточно. Мне нужно размяться.
Для капитана было развлечением взобраться на гору или поплавать в воде, кишащей акулами, но планы на сегодняшний вечер вызывали у него отвращение.
— Скажи, что направляешься к мадам Голье, и я составлю тебе компанию.
— Нет.
— «Нет» относится к мадам или к компании?
— К обоим, — ответил капитан и вскочил в седло. Темпл заметил оружие у него на поясе и нахмурился: — Оставь, Мэтьюз, кажется, мы уже договорились.
Капитан Монтгомери развернул коня, жеребец сошел по сходням, привлекая к себе внимание нескольких прогуливавшихся по дамбе моряков. Едва копыта Нараки коснулись деревянного настила, Рейн сжал ему пятками бока, и тот черной стрелой помчался вдоль причала, заставляя прохожих отскакивать в сторону. Темпл некоторое время смотрел им вслед, затем направился к проходу.
— Не вздумай ехать следом, парень. Нянька ему не требуется.
Темпл поднял голову и увидел Лилана, жующего яблоко.
— А друг? — криво усмехнулся он.
— И друг тоже. Парень настолько одержим злыми духами, ты и представить себе не можешь.
— Думаю, могу.
Эрджил, укрывшись среди деревьев, наблюдал, как девушка осторожно выводит лошадь, и подивился ее сноровке: она сделала это, не разбудив спящего в конюшне мальчика. Он дождался, пока Микаэла отъедет подальше, а затем двинулся следом. Шотландец понятия не имел, что она задумала, но ее проделки часто приводили к неприятностям. Он с улыбкой вспомнил маленькую девочку в фартуке, которая решила покататься на верблюде, а все думали, что ее похитили бедуины. Эрджил отыскал ее, грязную, в слезах, бедный ребенок неделю не мог сидеть после тряски на верблюде, но, когда отец принялся ругать дочь, она перебила его, сообщив, что верблюды умеют улыбаться, что очень странно, ведь у них, таких нескладных и гадких, совсем нет причин для улыбки.
Гнев отца сразу угас. Крошка Микаэла потерла больное место, поспешила к двери, затем остановилась и сказала отцу, чтобы он не волновался: она его дочь, поэтому люди пустыни никогда не посмеют ее тронуть. Эрджил подхлестнул лошадь. Да, пока был жив отец, с ней не могло случиться ничего плохого, а теперь эту ношу взял на себя он, хотя девушка и не догадывалась об этом. Он не оставит Микаэлу — в этом он поклялся ее умирающему отцу.