– Осторожно, теперь очень осторожно.
Латур протянул ему маленький нож, и мастер сделал надрез на затылке. Нож следовал по закругленной линии черепа и замер между глаз. Месье Леопольд остановился. Отложил нож. Осторожно просунул пальцы под кожу и стал двигать ими по кругу. Шкура медленно отделилась от глазных впадин, месье Леопольд боялся повредить шкуру вокруг глаз. Нож рассек синеватую полоску мышцы, окружавшей глазное яблоко. Когда это было проделано на обоих глазах, шкура снялась. Она вдруг соскользнула с морды тигра и обнажила глазные впадины.
– Ну вот!
Латур переводил взгляд с тигра на месье Леопольда. Теперь у мертвого животного больше не было морды. Она превратилась в жир, мясо и пустые глазницы. Темная масса. Латур думал о том, что точно так же, собственно, выглядят и люди. Под красивой кожей прятался истинный аббат, и жена священника была всего лишь черной плотью и зияющими глазницами, да и за чистыми невинными личиками сестер Реньё скрывалась та же темная масса. Отец Мартен – это скелет, внутри которого таится множество сосудов и органов. Чучельник невозмутимо работал ножом, и это вернуло Латура к производимым на столе действиям. С пасти тигра были срезаны губы, острие ножа скользнуло вокруг ноздрей, и вскоре Латур уже заглянул в зев хищника. Руки месье Леопольда двигались медленно, сосредоточенно.
Глаза, губы, ноздри, веки – все было отделено и сохранено.
Мозг они вываривали на небольшом огне в течение часа.
– Это избавит нас от лишней работы. Череп будет чистый, и на нем не останется жира.
Месье Леопольд сел в кресло и закурил пенковую трубку. Латур первый раз увидел его сидящим. Мастер глубоко затягивался, Латур ждал, когда же у него изо рта покажется дым, но дым так и не показался, он исчез в теле старика.
– Ну разве это не сказочный зверь?
Зеленые глаза смотрели на Латура, и тому показалось, что мастер понимает все его мысли и чувства. Латур кивнул, он был горд.
Месье Леопольд приготовил суп, они молча поели, и мастер снова закурил трубку, откинувшись в кресле. Он смотрел на тигра, и в его пристальном взгляде появилось что-то грустное. Он обернулся к Латуру:
– Мне было двадцать два года, когда мы с братом приехали в Париж.
Латур вздрогнул: первый раз взрослый человек что-то доверял ему. Почему он так с ним говорит, чего хочет? Но выражение глаз месье Леопольда и звук его голоса подсказали Латуру, что мастер разговаривает сам с собой, а он лишь предлог для этой беседы.
– Отец тогда еще был состоятельным человеком, он записал меня в университет. Я жил на улице Сен-Жак, понимаешь, совсем рядом с медицинским факультетом и анатомическим театром. Я был одержим жаждой узнать как можно больше о внутреннем строении человеческого тела. Что скрывается под нашей тонкой кожей? Я читал об этом все, что мог достать. Обнаружил интерес художников Возрождения к трупосечению. Ты слышал, например, что Микеланджело двенадцать лет провел в анатомическом театре, изучая строение человеческого тела? Он знал, где находится каждый орган. Знал каждую жилку на руке человека.