– Вы не против, если я день-два подержу этот платок у себя?
– Конечно, если хотите, – удивилась она. – Но он наверняка не имеет никакой ценности.
Внизу на улице я сказал, что могу довести свою работу до конца и доставить ее в пансион.
– Честно, сейчас со мной все в порядке, – запротестовала она. – Вам вовсе не надо ехать.
– Нет, надо. Ваш отец просил меня присмотреть за вами, и я должен видеть, как вы благополучно войдете в дверь.
Она вскинула брови и с комическим испугом посмотрела на меня, но послушно обошла машину и села на сиденье для пассажира. Я включил мотор и фары, и мы тронулись в сторону Кенсингтона.
– Вы всегда выполняете все, что говорит папа? – улыбаясь, спросила Линни.
Теперь она чувствовала себя намного увереннее.
– Да, когда хочу.
– Но ведь «да» и «когда хочу» противоречат друг другу.
– Правильно.
– Ладно, тогда скажите мне, чем вы конкретно занимаетесь? Что вообще делают на государственной службе?
– Я беседую с людьми.
– С какими?
– С теми, кто хочет работать в правительственных департаментах.
– Что-то вроде инспектора по кадрам?
– Вроде.
– Ну и мокреть!
– Что ж, иногда и солнце светит.
– Вы моментально реагируете. Мы только вчера придумали говорить «мокреть».
– Очень полезное слово.
– Да, мы тоже так подумали. Годится на все случаи.
– К примеру, мокрый ухажер.
– Правда. – Линни засмеялась. – Ужасная мокреть иметь мокрого ухажера. Пансион внизу, вон там, – показала она, – но нам придется объехать вокруг и найти место, где оставить машину на ночь.
Ближайшее пустое пространство оказалось в доброй четверти мили от пансиона, и я пошел ее провожать.
– Вам вовсе не обязательно... – начала она, но потом засмеялась. – Хорошо, можете не говорить «папа сказал».
– Не буду, – согласился я.
Линни фыркнула, но покорно пошла рядом со мной. У массивной, хорошо освещенной двери пансиона она остановилась, переступая с ноги на ногу. По неуверенному, озабоченному лицу Линни я без слов прочел, что ее мучает: она не знала, как попрощаться со мной. Я не так стар, чтобы чмокнуть меня в щеку, как дядю, и не так молод, чтобы небрежно помахать рукой, как сверстнику. Я работаю у ее отца, но не его служащий. Живу один, выгляжу респектабельно, ни о чем не спрашиваю – я не подходил ни под одну категорию людей, с которой она до сих пор имела дело.
Я протянул руку и улыбнулся:
– Спокойной ночи, Линни.
Ее рукопожатие было коротким и теплым.
– Спокойной ночи... – Возникла пауза, пока она решала, как же назвать меня. Последнее слово звучало почти как выдох: – Джин.
Линни повернулась на одной ноге и двумя прыжками одолела лестницу, потом оглянулась и, закрывая дверь, помахала мне рукой.