Несмотря на то, что в первый сезон работы у лорда Байстера мне приходилось делить лошадей с Мартином, на мою долю доставалось вполне достаточно хороших скакунов, и я радовался тому, что смогу выступить с Парфеноном в Большом национальном стипль-чезе.
Но за несколько дней до соревнований Мартин упал и не смог принять в нем участие. В лагере лорда Байстера началась паника. Были заявлены две лошади, а в распоряжении тренера оказался только один не очень опытный жокей, который никогда не участвовал в таких больших соревнованиях.
Только сам лорд Байстер оставался спокоен. Дик будет работать с Роймондом, а для Парфенона надо найти кого-то еще, решил он. В этом проявилась такая вера в меня, что я до сего дня испытываю благодарность к лорду Байстеру, а тогда решил сделать все, чтобы принести ему победу. Лорд Байстер почти тридцать лет пытался выиграть Большой национальный стипль-чез, и ни разу его скакуны не приходили к финишу ближе, чем седьмыми.
В день Большого национального стипль-чеза атмосфера в раздевалке была наэлектризована до предела. От подавляемого возбуждения все переодевались медленно и напряженно, словно обдумывая и взвешивая каждое движение, будто надеть жокейский костюм для нас не привычное, а совершенно новое дело. Даже улыбки стали другими: в них отражалось знание предстоящего риска, сочувственное понимание, ведь и сосед переживает такое же волнение, и тайная надежда. Эта скрываемая надежда никому не давала накануне уснуть. Многие мечтали выиграть, но никто не решался поверить в свою удачу.
В весовой жокеев сорок выстроилось в очередь для взвешивания. За спиной клерка мерцал круглый глазок, направленный на нас, который регистрировал каждый вздох. Потом тренеры, выглядевшие такими же взволнованными, как и жокеи, давали последние инструкции. После этого все вернулись в раздевалку, чтобы ждать своего заезда. Никакой болтовни или шуток, как в обычные дни. Два ряда молчавших мужчин сидели на скамейках друг против друга, упершись локтями в колени и разглядывая носки собственных сапог. Полчаса проходило в полной неподвижности, пока наконец не наступала долгожданная минута.
Я думал, что нервное возбуждение, сковавшее меня в раздевалке, объясняется тем, что я первый раз участвую в этих крупнейших соревнованиях мира скачек. Но и потом каждый год происходило то же самое. Невозможно привыкнуть к такому волнующему событию.
Темно-гнедая шерсть Роймонда искрилась и сияла под мартовским солнцем, выглядел он великолепно. Ему предстояло нести на спине самый большой вес, то есть меня, поэтому он получил первый номер, и на парадном круге мы с ним возглавляли кавалькаду. Как бы я хотел, чтобы кто-нибудь вышагивал передо мной, таким одиноким и беззащитным чувствовал я себя под взглядами четверти миллиона зрителей на трибунах.