– А что дальше? – спросила Сара.
– Мельбурнская полиция заявила, что у меня нет доказательств. Вот если бы удалось их получить, тогда бы они занялись Хадсоном всерьез. Пришлось забросить приманку в виде картин… У полиции это получилось блестяще.
– Как, как им это удалось?
– Дали возможность Уэксфорду «случайно» послушать обрывки информации из нескольких отелей о необычных вещах, хранящихся в их камерах хранения, в том числе и о картинах в «Хилтоне». После нашего прибытия ему предоставился случай воспользоваться телефоном, когда, как он предполагал, никто его не подслушивал. И он позвонил Хадсону и все передал ему. Тогда тот сам составил письмо от моего имени и отправился в отель за картинами.
– Он, видимо, свихнулся?
– Просто дурак. Правда, он считал, что меня уже нет в живых… и не подозревал, что за ним следят. Ему и в голову не пришло, что полиция может подслушать звонок Уэксфорда… Фрост заверил меня, будто Уэксфорд считал, что пользуется обычным аппаратом из обычной телефонной будки…
– Но это же подло, – решила Сара.
Я снова зевнул, прикрываясь ладонью.
– Чтобы поймать подлеца, иногда приходится прибегать к ответной подлости.
– Кто бы мог подумать, что Хадсон окажется таким негодяем? – произнесла она. – Он так… так хорошо держался! Кто бы мог подумать, что под доброжелательной, сердечной внешностью люди способны скрывать такую страшную жестокость? Неужели такое вообще возможно?
– А что, по-твоему мнению, я рисую? – Джик встал со своего места и потянул за собой Сару. – Вазы с цветочками? – Он перевел взгляд на меня. – Лошадей?
На следующее утро мы попрощались в Мельбурнском аэропорте, в котором, казалось, провели немалую часть жизни.
– Как-то странно, что мы расстаемся, – сказала Сара. – Ты вошел в нашу жизнь…
– Я еще как-нибудь приеду к вам.
Они молча кивнули.
– Ну… – Мы, не сговариваясь, посмотрели на часы.
Это было похоже на все расставания, когда многого не скажешь. Мы по глазам друг друга видели, что скоро будем с грустью вспоминать эти десять дней. Как то, что мы делали во время нашей сумасбродной юности. Как нечто далекое.
– Ты взялся бы за все снова? – вдруг спросил Джик.
Без всякой связи я подумал о военных летчиках, которым посчастливилось выжить и которые вспоминают события сорокалетней давности. Стоила ли победа пролитой крови, труда и постоянного риска сложить голову? Жалеют ли они о прошлом?
Я улыбнулся. Для меня не имело значения то, что будет через сорок лет. То, что будущее сделает с прошлым, – это его собственная трагедия. Гораздо важнее другое – то, что мы делаем сегодня.