— Я думал, Каролина сделала аборт, — прямо сказал он. — Мать сказала, что от ребенка избавились.
Он ничем не походил на свою сестру, насколько я ее помнил. Это был пухлый, мягкотелый мужчина с небольшим ртом и печальным разрезом глаз. В его дряблом теле не было ничего от ее легкомыслия и веселости, изящества и лихорадочной живости. С каждой минутой я чувствовал себя все более неуютно, и мое поручение нравилось мне все меньше.
Он слушал меня, надув свой маленький рот, пока я объяснял ему насчет Аманды, выказывая все большее и большее раздражение.
— Старая хрычовка уже месяцы талдычит, что лишит меня наследства, — яростно проговорил он. — С тех пор, как побывала здесь, — он обвел взглядом комнату, но я не нашел в ней ничего, что могло бы разозлить ее. — Все было в порядке, покуда я время от времени приезжал в Нортгемптоншир. Затем она сама приехала сюда. Без приглашения. Старая хрычовка...
— Она сейчас больна, — сказал я.
— Да уж конечно. — Он преувеличенно страдальчески всплеснул руками. — Я предлагал ей посещать ее. Она сказала нет. Не хочет меня видеть. Старая тупая карга.
Бронзовые часы на каминной полке тихонько отбили полчаса, и я отметил, что все здесь было очень качественным и тщательно вытертым. Старинные безделушки для Джеймса Нора были не каким-то там хламом, а антиквариатом.
— Я был бы дураком, если бы взялся помогать вам отыскивать этого второго жалкого ублюдка Каролины, — сказал он. — Если никто не сможет ее найти, то все состояние все равно перейдет ко мне, будет тут завещание или нет. Но мне придется ждать годы. Годы и годы. Мамаша злопамятна.
— Почему? — мягко спросил я.
— Она любила Ноэля Коварда, — обиженно сказал он. Судя по его голосу, если она любила Ноэля Коварда, то ей следовало любить и его.
— Резюме, — сказал я, поняв, — не всегда то же самое, что и подробности.
— Я не хотел, чтобы она приезжала сюда. Тогда не было бы всей этой суматохи. — Он пожал плечами. — Может, поедете? Вам тут уже нечего делать.
Он направился было к двери, но прежде ее открыл какой-то мужчина в пластиковом фартуке и с деревянной ложкой в вялой руке. Он был гораздо моложе Джеймса, явный гомик — тут уж ошибиться было невозможно.
— О, привет, милый, — сказал он, увидев меня. — Останешься на ужин?
— Он уходит, — резко сказал Джеймс. — Он не... м-м-м...
Они оба отошли в сторону, чтобы дать мне дорогу, и, выходя, я спросил человека в фартуке:
— Вы встречались с миссис Нор, когда она приезжала сюда?
— Конечно, дорогой, — печально ответил он, однако я заметил, как Джеймс Нор отчаянно мотает головой, чтобы тот заткнулся. Я нерешительно улыбнулся куда-то в пространство между ними и пошел к передней двери.