— Спасибо, — глухо сказал я, — за то, что были со мной откровенны.
— Вас зовут Генри? — спросил он с улыбкой.
— Да.
— Она у вас очень храбрая.
Если я не могу пока ее увидеть, размышлял я, тогда надо ехать в полицию. Они просили быть там до четырех, а уже двадцать минут пятого, но, в конце концов, это неважно. Я настолько не привык размышлять категориями того странного темного мира, с которым столкнулся, что совершенно забыл про элементарную осторожность. Переживая за Габриэллу, я как-то упустил из виду, что если уж меня отыскали и попытались убить в далеком пустынном переулке, то, выйдя из госпиталя, я снова подвергаю себя опасности.
Во дворе больницы стояло такси. Водитель читал газету. Я помахал ему рукой, и он, сложив газету, завел мотор и подъехал ко мне. Я дал ему листок с адресом, который получил от карабинеров, он равнодушно поглядел и кивнул. Я открыл заднюю дверь и стал залезать. Он вежливо ждал, чуть повернув голову, пока я устроюсь, затем мягко двинул машину вперед. Выехав из ворот больницы, он свернул направо, на аллею, шедшую вдоль ограды, и, проехав ярдов пятьдесят, остановился. От одного из деревьев, что росли у обочины, отделилась фигура. Человек, резко распахнув дверцу, оказался в машине.
Он свирепо скалился, не в силах сдержать торжества. В руке у него возник револьвер с глушителем.
Малыш Билли.
— Что-то ты, сволочь, задержался, — сказал он.
Я посмотрел на него, стараясь за напускным равнодушием скрыть потрясение. Он же, сунув мне револьвер под ребра, примерно туда, где оставила след пуля, сказал водителю:
— Поторапливайся, Витторио! Его долбаная светлость опаздывает.
Такси поехало, мягко набирая скорость.
— Мы же сказали: в четыре, — широко осклабясь, говорил Билли. — Разве тебе не передавали?
— Мне звонили из полиции, — слабо отозвался я.
— Ты слышишь, Витторио! — захохотал Билли. — В больнице решили, что мы из полиции. Здорово, да?
Я отвернулся к окну.
— Только попробуй, — предупредил Билли. — Только попробуй открыть дверь, сразу получишь пулю.
Я посмотрел на него.
— Да, да, — хохотнул он, — небось не нравится выполнять мои приказания? Ничего, не развалишься. И учти, это только цветочки.
Я не ответил, но это Билли не расстроило. Он сидел развалясь, вполоборота. Его довольная ухмылка застыла, превратив лицо в маску.
— Как птичка?... Мисс как там ее... — Он пошевелил пальцами. — Подружка?
Прежде чем ответить, я немного подумал. Что бы мне подумать раньше!
— Она умерла, — каменным голосом сказал я.
— Ну и ну! — весело отозвался Билли. — Какая жалость! Ты слышишь, Витторио, юбка его сиятельства приказала долго жить...