— Генри, — машинально отозвался я. Меня больше устраивало такое обращение, да и в нашей работе другие варианты выглядели менее естественно.
Билли холодно и с вызовом посмотрел на меня и повторил, выбрасывая слово за словом:
— Доброе утро, лорд Грей.
— Доброе утро, мистер Уоткинс.
Он сверкнул глазами и снова холодно на меня уставился. Если он надеялся сбить меня с толку и смутить, то сильно ошибся.
Ярдман с раздражением уловил возникшие трения.
— Я тебя предупреждал, Билли, — быстро начал он, замолчал и обратился ко мне: — Я надеюсь, вы не допустите, чтобы некоторая несхожесть характеров поставила под сомнение безопасность ценного груза.
— Ни в коем случае, — отрезал я.
Он улыбнулся, обнажив свои сероватые искусственные зубы. Я никак не мог понять, почему, имея средства на такую дорогую машину, как «Ягуар», Ярдман не мог раскошелиться на более естественно выглядевшие зубы. Это, безусловно, придало бы ему более респектабельный вид.
— Вот и отлично, — быстро и удовлетворенно проговорил он. — Давайте грузиться.
Тем временем из машины осторожно выбрался третий. Его большой живот был бы вполне к лицу женщине, собирающейся родить двойню. Он был облачен в незастегнутый коричневый балахон. Под балахоном виднелись рубашка-ковбойка и красные подтяжки, с трудом поддерживавшие простые темные брюки. Он был лысоват, заспан, устал и угрюм. Ему было лет пятьдесят, и он почему-то упорно старался не смотреть мне в глаза.
«Ну и команда собралась, — думал я, переводя взгляд с толстяка на Билли. — И это когда требуется максимум сноровки и проворства». Толстяк оказался совсем непригодным к работе — он обращался с лошадьми с грубостью, рожденной страхом перед ними. По распоряжению Ярдмана он выводил лошадей из фургонов, в которых их привезли, и проводил по устланному матами настилу в самолет, где мы с Билли устраивали их во временных стойлах-боксах.
Джон — так звали толстяка — был слишком тучен или трусоват, чтобы идти рядом с лошадью. Он пятился задом, таща лошадь на себя, неловко вытягивая голову. Неудивительно, что животные нервничали и отказывались идти. Ярдман подступал сзади, размахивая вилами, иногда подталкивая лошадей рукояткой. В результате лошади были перепуганы, а в таком состоянии везти их было никак нельзя.
После того как три из них, потные, лягающиеся, бешено косящие глазами, все же оказались в самолете, я вылез наружу и запротестовал:
— Пусть Джон помогает Билли, а я сам буду выводить их из фургонов и заводить в самолет. Если они прибудут в таком нервном состоянии, владельцы вряд ли захотят с нами связываться в дальнейшем. Впрочем, скорее всего, лошади разнесут самолет на куски прямо в воздухе.