— Нет.
— А что же?
— Противозачаточные пилюли.
— Что-что?!
— Италия — страна католическая, — напомнил Патрик, — и потому такие таблетки здесь не купишь. Но итальянским женщинам не хочется постоянно работать на ниве воспроизводства. А эти таблетки позволяют избегать последствий пылкой любви, так что самые дотошные мужья не заподозрят неладного.
— Господи боже! — только и сказал я.
— Жена моего брата собирает их дома, в Англии, у подруг, и, когда у нее накапливается бутылочка, я передаю ее Габриэлле, а она уже двигает товар дальше. Мне точно известно, что этим же занимаются по крайней мере еще четверо летчиков и великое множество стюардесс. Габриэлла сама говорила, что не проходит дня, чтобы не поступала очередная партия товара.
— Ты их продаешь? — спросил я.
— Нет, конечно! — с возмущением фыркнул Патрик, чем весьма меня порадовал. — И Габриэлла тоже. Это помощь, которую женщины одной страны оказывают женщинам другой. Моя невестка и ее знакомые собирают посылки от чистого сердца. Они не могут взять в толк, почему женщина обязана рожать, если не хочет этого. Ведь это же непосильный труд.
— Я никогда об этом не задумывался.
— Потому что у тебя нет сестры, которая за шесть лет родила шестерых детей и превратилась в инвалида, когда забеременела в седьмой раз.
— Сестра Габриэллы?
Патрик кивнул:
— Ну да, потому-то она и попросила таблетки. А потом спрос стал расти... — Он положил бутылочку обратно в карман и спросил не без вызова: — Ну, что скажешь?
— Вот это девушка! — воскликнул я.
Уголки рта Патрика поползли вверх.
— Ты оправдал бы ее, даже если бы она украла бриллианты английской короны, верно?
— Конечно, — медленно ответил я.
Лицо его вдруг сделалось совершенно серьезным, и он задумчиво сказал:
— Я о таком только слышал. Но вижу впервые. Черт, вам даже не надо говорить друг с другом. Хорошо еще, что вы вообще можете говорить...
Он был прав. Габриэлла сказала, что, если нас застанут за разговором, у нее будут неприятности, поэтому я три раза приобретал подарки для ее отца, матери и сестры, подолгу выбирая каждый из них. Всякий раз Габриэлла говорила и смотрела на меня с меняющимся выражением удивления, радости и испуга на лице, словно и для нее любовь с первого взгляда, увлечение совершенно незнакомым человеком оказались чем-то неодолимым и даже пугающим.
— Мне нравится вот это.
— Шесть тысяч лир.
— Как дорого!
— А вот эта вещь подешевле.
— Покажите мне что-нибудь еще.
Мы начали общение, тщательно подбирая французские слова, словно читали диалоги из школьного учебника, но позже, днем, когда Габриэлла закрыла свою лавку и вместе со мной и Патриком прошла через стеклянные двери служебного выхода, мы уже объяснялись достаточно свободно.