— Я не ощущаю себя орудием Божьим.
— Твои ощущения ничего не значат.
— Хм… А как долго будет продолжаться процесс принятия решения?
— Может быть, два года, а может, и десять. Но пока оно не принято, ты не должен это обсуждать. Мне нужна твоя клятва молчания.
— Что конкретно я должен сделать?
— Становись на колени и повторяй за мной…
Я сделал все, как он просил, и произнес длинную клятву. Очевидно, отец Игнаций уже давно думал об этом. Я держу эту клятву, но в ней ничего не говорилось о том, что нельзя вести секретный дневник на языке, который в тринадцатом веке никто не мог прочитать.
Перед сном я обратился к отцу Игнацию:
— А что, если Церковь не сочтет меня Божьим орудием? Вдруг она решит, что я — орудие Дьявола?
— Я надеюсь, что в таком маловероятном случае, сын мой, ты подчинишься приказу церкви.
Уснуть после такого разговора оказалось делом нелегким.
На следующее утро, как только рассвело, мы начали тянуть лодку. Дорога вдоль берега Вислы плохая. Она пролегает через бесконечные хребты и сотни ручьев. Каждые несколько часов нам приходилось забираться в лодку и грести против течения мимо устья ручья или болота, где нельзя пройти пешком.
Но все же тянуть легче, чем грести, поэтому мы медленно шагали вперед с веревками за плечами.
Размышляя об этом, я никак не мог понять, как такую работу могли выполнять мулы.
— Летом вода выше, она покрывает заболоченные места, — объяснил Тадеуш.
— Разве вы не можете как-то улучшить эту дорогу? Несколько тысяч человеко-часов работы, какие-нибудь маленькие деревянные мосты, и наши труды вполовину сократились бы.
— Говорили, что гильдия лодочников просила феодалов сделать что-нибудь в обмен на дань, которую мы готовы уплатить, но ничего не вышло. Другое дело в городе, где народ более сплоченный, а на реке мы слишком разобщены. Некоторые работают на коротких перевозках между двумя точками. Другие — на длинных. Третьи, как я, доставляют товар туда, где можно заключить соглашение или хорошую сделку. Как же гильдии работать по всей Висле, со всеми ее притоками? Я уже восемь лет здесь плаваю, но до сих пор не знаю половины людей, у которых есть собственные лодки.
— Разве правительство не может ничего сделать?
— Черт возьми! Я же говорил тебе — здесь нет правительства!
Некоторое время я молчал.
— А что там насчет дани? Я не заметил, чтобы ты кому-то платил.
— Ты спал, когда они поймали нас в Бойнице, что на Дунайце. Я пытался проскользнуть ночью, как в Саце, но в это время года на реке так мало движения, что они обычно не выставляют сторожевую лодку, и я боялся, что если мы потеряем время, то река может замерзнуть. За следующим поворотом Бржеско, и нам придется там тянуть лодку. Они точно нас поймают.