— Даже не думал, что сможем доставить его сюда живым, — сказал я. — Поэтому я на всякий случай окрестил. Нарек его Игнацием.
Разговоры вдруг смолкли. Все три уставились на меня, как на еретика.
— Какой ужас! — воскликнула высокая блондинка.
— Что же тут ужасного? Если бы он умер некрещеным, его душа отправилась бы в чистилище, — сказал я.
— В чистилище? Ты хочешь сказать, в ад?
— Так почему же вы так рассердились? Я же спас его.
— Да нет же, глупый! Дело в имени!
— Я назвал его в честь доброго друга. Святого отца, францисканца. Игнаций — хорошее имя.
— Для девочки? — спросила рыжеволосая женщина. — О…
Выходит, я окрестил бедную малышку именем, которое она будет ненавидеть всю жизнь. Борис хихикал, но не хотел вмешиваться.
— Разве ты не знаешь разницу? — спросила высокая блондинка.
— Черт возьми, женщина, конечно же, я знаю разницу. Что? По-твоему, я должен был раздеть ребенка в такую метель, чтобы выяснить, какого он пола? Ты, наверное, предпочла, чтобы она умерла, но была окрещена правильно?
На мгновение они замолчали, а затем вернулась четвертая женщина, пышногрудая, не иначе как кормилица. Ребенок тотчас же был покормлен.
К этому времени лед на моих доспехах растаял, и я, наконец, смог оторвать кольчугу от ветровки и повесил ее сушиться. Борис сделал то же самое. Затем я разделся до теплого нижнего белья. Если они могли ухаживать за ребенком, я мог просохнуть. Признаюсь, я был раздражен.
Пани Малиньская ушла с ребенком, а четыре молодые женщины начали перешептываться между собой.
Затем к нам подошла высокая блондинка и официально извинилась за то, что нам не уделяли внимания и она была плохой хозяйкой. Мы представились друг другу. Высокую блондинку звали Кристина, остальных — Илона, Янина и Наталья.
Она сказала, что граф спит, будить его не нужно.
Вскоре все уладилось, перебранка с хозяйками утихла. Стол помыли и застелили скатертью. Нам принесли еду и вновь наполнили кружки. Я произнес молитву, и мы принялись за еду.
Я совсем забыл о своей раненой руке. Чтобы не раздеваться во время снежной бури, я перевязал ее через дыру в одежде и доспехах. Но кровь обагрила рукав до самого запястья. Кристина настояла на том, чтобы обработать рану, пока я ел.
Я бы мог отказаться и сделать все самостоятельно с помощью походной аптечки, но еда, вино и женское общество начали действовать на меня.
За обедом они вытянули из Бориса мельчайшие детали его путешествия. Он с радостью поведал им обо всем.
Вскоре нас проводили в отдельные комнаты. Борис не беспокоился о своих вещах, так с какой стати должен беспокоиться я?