Октавии нестерпимо захотелось заехать острым каблучком туфельки в ее белоснежный зад. Эта женщина только что попросила совета, как соблазнить ее собственного мужа! Нет, ей не поможет никакой намек. В любовной игре Руперт предпочитает активную роль.
Но все же ей было невыносимо видеть, как Маргарет прижимается к его плечу, касается его руки. Слышать ответный смех мужа, наблюдать, как он многообещающе улыбается в ответ на ее заигрывания.
Видимо, получает от этого удовольствие, решила Октавия. Флирт с Маргарет полезен для них, но Руперт не считает его обременительным. У этой женщины особая притягательность — грубая, без всяких тонкостей, но перед ней трудно устоять.
Вдруг ход мысли Октавии изменился, и она начала винить во всем больше себя, чем Руперта и Маргарет. Она становится собственницей, а в ее обстоятельствах это некрасиво и крайне неудобно.
Спиной она почувствовала взгляд Филиппа Уиндхэма и ощутила, как он почти физически притягивает ее к себе. Октавия обернулась и в неулыбчивых серых глазах прочитала команду. И снова у нее возникло чувство чего-то знакомого, но до неузнаваемости исковерканного. Повинуясь приказу, она пошла через гостиную к графу.
— Разговаривали с моей женой? — встретил ее вопросом Филипп. — Надеюсь, нашли ее достойной собеседницей?
Злая насмешка перевернула все нутро Октавии, но она понимала, что должна отвечать в том же тоне.
— Вам лучше знать, каким красноречием обладает графиня.
— Справедливо, мадам. — Филипп поклонился. — Не хотите пройти в дальнюю гостиную? — По форме он задал Октавии вопрос, но по сути отдал приказание.
Леди Уорвик оперлась на предложенную руку, и они направились в заднее крыло дворца.
Они вышли на террасу.
— Здесь чудесный воздух, мадам.
— Да, — согласилась Октавия, зябко поведя плечами. Граф если и заметил, что ей стало холодно, не обратил внимания. Руперт накинул бы на плечи свой собственный сюртук.
— Прогуляемся немного по террасе. — Филипп накрыл руку Октавии своей.
Ей показалось, что на нее повесили кандалы. Она ничего не ответила, но позволила увлечь себя прочь от светского шума. В дальнем конце сада, под самшитами, он неожиданно грубо привлек ее к себе. Порыв Филиппа застал Октавию врасплох. Руки графа обвились вокруг ее шеи, пальцы приподняли подбородок, вынуждая смотреть прямо в глаза — отливающую металлом беспощадную серую глубину.
— Я тебя хочу, — прошептал он, но в словах не слышалось страсти, только холодная констатация факта. — Я хочу тебя, а ты меня.
Губы вплотную прижались к ее губам, вдавили их в зубы, в рот нашел дорогу язык, проник в самую глубину. На глаза навернулись слезы. Но Октавия тут же сама обняла графа. Ладони скользнули под полы сюртука, стали поглаживать тело.