Ведь только что она расслабилась, стала податливой и плыла на волнах нежности, и вдруг… все в ней запылало от желания и нетерпения.
Он, по-видимому, почувствовал происшедшую в ней перемену. Однако понял, что рано менять тактику. Он по-прежнему прикасался к ее губам с осторожной нежностью, хотя видел, что она становится нетерпеливой. Тогда он начал ласкать ее руками, медленно, очень медленно. Он провел пальцами по ее талии, потом выше — по груди и, должно быть, ощутил, как трепетно бьется ее сердце. Да, он знает, что он с ней делает, промелькнуло у Синтии в голове. Но он дает ей время… Для чего?
Однако, несмотря на сумятицу в голове, на его поцелуи, которые пьянили ее, она вдруг поняла, чего он от нее ждет.
Он ждет, чтобы она подала ему знак, чего хочет она. Но она лишь знала, что хочет отчаянно, а чего именно, не могла понять.
— Прикасайся ко мне, — услышала она свой шепот. Она сама не понимала, откуда взялись эти слова. Но, видимо, какой-то потаенный уголок ее натуры знал, несмотря на ее неопытность, чего она хочет. Она даже не была уверена, что произнесла эти слова вслух. Но, судя по тому, что он начал действовать, он ее услышал.
Он оторвался от ее губ и завладел ее грудью, словно не мог одновременно сосредоточиться на двух таких ошеломляюще приятных занятиях. У него вырвался приглушенный стон. Он смотрел на свои руки, наблюдая, как его пальцы гладят, ласкают ее груди, обводят их по контуру… Очевидно, вид этих рук, так бесстыдно прикасающихся к ней, привел его в возбуждение. Синтия это поняла и выгнула спину, словно приглашая его не останавливаться.
Он посмотрел на нее. Его взгляд был затуманен. Вдруг он довольно сильно провел ногтями по корсажу ее платья.
Более легкое прикосновение не проникло бы сквозь планки корсета. А от этого Синтию пронзил такой приступ удовольствия, что она чуть было не вскрикнула от восторга.
— Тебе это нравится, любовь моя? — прошептал он.
— Да, — простонала она. — О да!
Он стал теребить ее соски и одновременно целовать.
Вскоре она уже непроизвольно извивалась под его руками. Это было самое острое, самое приятное ощущение, какое она когда-либо испытывала в своей жизни, — такое сильное и почти невыносимое, но ей хотелось, чтобы оно не прекращалось.
Но Дерек вдруг приподнял и усадил ее. Его рот заскользил по ее шее, и он шепнул ей на ухо:
— Давай освободим тебя от этого корсета, радость моя.
Еще час назад такое предложение привело бы ее в замешательство. Теперь же оно показалось ей столь естественным, что она даже удивилась, как ей самой не пришло это в голову. А еще ее осенила и другая такая же отличная идея.