Она на минуту закрыла глаза, чтобы скрыть боль и ту вину, которую за собой чувствовала.
— Мне очень жаль, — прошептала она. — Прости меня за мою холодность, но я больше виню себя в другом. — Она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. — Мне не следовало поощрять тебя.
— Черт возьми! Не извиняйся за это! — У него вырвался какой-то придушенный смешок. — Это мне как раз нравилось больше всего.
Синтия понимала, что он хочет заставить ее улыбнуться.
— Нет, это было ошибкой. Мне следовало бы это понять и не поддаваться искушению.
— Ты говоришь это серьезно?
— Да.
— Что ж. — Он был явно огорошен ее ответом. — Ты с этого начала — я имею в виду, что была не против моих ухаживаний, и мне бы очень хотелось, чтобы так было и дальше. Зачем было, например, намекать мне, что мы встретимся на этом несчастном балу, если все, что ты хотела, — это унизить меня?
— Тебе, наверно, показалось это очень странным.
— Я бы употребил другое слово, но «странно» сойдет.
Синтия опустила глаза и уперлась взглядом в его колено, кстати, очень привлекательное: сильное и хорошей формы.
— Я не собиралась разжигать страсти. Я хотела… Думаю, ты знал, чего я хотела.
— Мне все еще будет приятно услышать это от тебя.
Слабая улыбка осветила ее лицо.
— Я хотела танцевать с тобой.
— И все? Ладно, это не важно. Я не буду искушать судьбу.
Она не смела поднять на него глаза: он сказал это с такой теплотой в голосе, что она побоялась, что расплачется.
— А что заставило тебя изменить решение?
— Мне пришлось. В тот день, когда мы встретились в парке, ты помнишь? Я была с Хендерсонами.
— Помню.
— Мистер Хендерсон сначала тебя не узнал. Только по пути домой он вспомнил, где он видел тебя в последний раз и кто ты. Он сказал мне и своей жене, что ты секретарь лорда Стоуксдауна. Сначала он даже почувствовал себя немного оскорбленным из-за того, что ты осмелился заговорить с ним. А потом ему пришло в голову, что это была отличная шутка. Он стал смеяться над твоей смелостью и поддразнивать меня, клянясь, что это моя красота заставила тебя нарушить приличия и разыграть эту сцену. Что это я своей красотой притянула тебя к нашей карсте и тому подобное. Ничего плохого он не имел в виду. Он, естественно, не догадался, что мы уже были знакомы, и просто надо мной подшучивал. Но… — Она почувствовала, что краска снова заливает ей лицо, но все же посмотрела на Дерека. — Дерек, пойми меня… — Ее голос дрогнул. — Я так испугалась, когда узнала… когда поняла…
Приличных слов, чтобы сказать ему об этом, не было. Почему она этого не предвидела? Какие бы слова она ни подобрала, все они будут звучать как оскорбление. И сейчас — только сейчас — она поняла, что это действительно оскорбление.