Иногда его лицо передергивалось, словно от пронзающей, острой боли, и я пугался. Его руки были так же беспокойны, как и глаза. Широкие, смуглые, сильные руки с короткими пальцами и безупречно чистыми, отполированными ногтями. Они находились в постоянном движении: то барабанили по коленям, то, медленно передвигаясь вверх и вниз, стискивали или разглаживали складки одежды. Этот человек был полон беспокойства и бессилия, и я инстинктивно чувствовал, что это была дикая и грубая натура, с трудом сдерживающая себя в рамках внешних приличий.
Я очнулся от своих размышлений без нескольких минут девять, быстро вскочил и спустился. Генерала я встретил у конторки портье.
Он переоделся в темно-синий костюм, и я сразу же заметил, что он выпил, и довольно много.
Лицо было бурое, на лбу блестели бисеринки пота, а глаза сверкали.
На ногах он держался крепко. Шествуя через бар, он даже не качнулся, но от него так и веяло дурным настроением. Я постарался как можно более деликатно привлечь к себе его внимание.
Я открыл дверцу машины.
Он влез в салон.
Я ждал, придерживая дверцу и глядя на него.
– Что вы на меня уставились? – вопросил он, сверкнув глазами. – Вы что, раздумываете, что вам делать?
– Жду ваших приказаний, сэр, – ответил я, глядя поверх его головы.
Он потер рукой лицо и бессмысленно уставился на меня:
– Черт! Я не знаю. Это ваша работа. – Он тряхнул головой, будто пытаясь прочистить мозги, и продолжил:
– Сейчас, подождите минуту. Как насчет того места с голыми ножками, о котором вы говорили? Отправляемся туда, и побыстрее.
– Да, сэр.
Я вел машину по узкой набережной с почти недозволенной скоростью, потом повернул налево на Виа де Тарнабуони, потом направо на Виа Порта-Росса, миновал Меркато-Ново со стороны Пьяцца делла Синьория и подлетел к трехэтажному зданию. Над двойными стеклянными дверями горела неоновая вывеска, бросавшая в темноту красные и зеленые отсветы букв: “Казино”.
Я открыл дверцу.
– Вот это место, сэр.
Он медленно вылез и стоял, разглядывая вывеску.
– Выглядит непрезентабельно.
– Это лучшее из того, что я здесь знаю, сэр.
– Ждите меня, я не задержусь долго.
Я остался в машине, закурил сигарету и стал ждать, изредка оглядываясь на вход.
Я ждал его пять часов, самые длинные пять часов из тех, которые я когда-либо тратил так бездарно.
Он вышел около двух часов ночи.
Я подвел машину к нему, выскочил и открыл дверцу.
От него несло спиртным, и он долго шарил руками, прежде чем нащупал сиденье. Потом рухнул на подушки так, что пружины застонали от тяжести, долго сидел не говоря ни слова и вдруг словно очнулся: